Задница. Иногда мне кажется, что они колют ею орехи, а потому демонстрируют всем с радостью и ничуть не стесняясь. Я в этом деле не поднаторел, да и не пытался, просто прячу свою задницу от всего мира, по возможности прикрываю ее портфелем или еще чем – мне не стыдно после, весело бегу и гоню хрустальный обруч собственной порядочности перед собой. У всех есть такие же обручи, одни их на шее таскают, другие вцепились в них обоими руками и не отпускают, а мне похуй – я играю, мне все весело – и совесть, и мораль, и даже сухостой кажется мне не таким уж и печальным зрелищем.
Ощущаю себя в палате для умственно отсталых – все наше пространство, от стены до стены, от пола до потолка, т.е. все, что у нас есть, – это то, из чего мы можем состряпать оригами или приготовить жаркое овощное рагу. Курящий клоун скажет нам: -Дети, это штуки бесполезны вне арены,- Мы заставим жрать его песок, на который недавно мочилась его мартышка. Я выпущу заводного майора полетать – он сядет на плечо и попросит чернил. Хитро вывернув шею, иссиня-черный попрыгает в дальний угол палаты, где займется своими обычными непристойностями, выпятив птичью задницу настолько, насколько это возможно.
К нам заходит главврач, он тих и робкий стетоскоп приделан к нему – он не трогает его, но аккуратно придерживает, если наклоняется к пациенту. Впрочем, он не наклоняется – в прошлом году его хватил инсульт и накрепко пришил к земле – так что теперь расстояние он отмеряет глянцевой тростью, жирно блестящей на солнце. Его клюв касается темени каждого из нас.
Если он наклонится, то потеряет равновесие и окажется на равных с больным – канатоходец без страховки, оступившись, на секунду становится таким же праздным зевакой, как и раскрывшие рты внизу.
Он медленно походит ко мне: -Ну-с, а с вами мы закончили. На выписку вас полагается.- Покорно обходя букву «р», с нескрываемой радостью произносит все остальные. Дефект речи это почти что дефект сознания – как можно правильно обдумать мысль, если не получается верно произнести звук, который в этой мысли содержится? Доктор с дефектом, разбитый параличом и близорукостью, тянет свои короткие руки к моей бычьей шее, пряча собственную за белым воротничком. Еще пара мгновений и молочно-алая дымка заволочет все окружающее меня, совокупит себя с каждым предметом, каждой единицей бытия. Меня вырвало прямо на пол. Доктор взмахнул крылом.
Удивленно вскинув брови, повернулся к сестрам, продемонстрировав достаточно полную задницу, и сказал: – Здесь все, пойдемте в следующую.
Тихо зашелестели халаты, часы сковырнули минуту и запустили ее аккурат в затылок врачу, он лишь нервно дернул головой и скрылся в глухом проеме палаты, тихо прошелестел под обоями и жуком пристроился на руке моего соседа.
-Что мы будем с ним делать? У нас и пустого коробка нет… и хлебных крошек,- расстроился сосед, он поглаживал хитиновый панцирь насекомого с нескрываемой жалостью. В его пустых глазах отражалась игра лапок, в его голове осуществлялся удачный запуск «Бурана».
-Отпусти,- вздохнул я и отвернулся к стене: спать до обеда, все равно ничего интересного больше не произойдет.
Сосед тихо вздохнул и положил жука на пол, после чего быстрым движением раздавил его голой пяткой.
Мне показалось, что у меня треснул шейный отдел позвоночника.
Рывком поднявшись, проследовал в сортир. Закурил. Устроил свою задницу на очко и умиротворенно крякнув, затянулся.
-Вот ведь дерьмо…- сказал вошедший, стягивая штаны. Я протянул ему чинарик и стал смотреть в окно – за толстой решёткой светило глупое солнце, вальсирующая ворона приоткрыла мой рот и надолго заняла все мои мысли.
