Поздним вечером я стоял у выхода в город провинциального автовокзала. Дождь лил, как из ведра. Наверное, была весна. Вдруг из темноты вышла ты и, с улыбкой взглянув на меня, просто сказала: «Пошли».

Я молча шел за тобой. Вода сочилась по волосам и затекала под куртку. Но я видел только тебя перед собой, я чувствовал только боль и щемящую радость в груди, и ничто другое не достигало сознания.

А ты непринужденно и весело говорила о том, что не просила бы приехать меня, но дочь очень хотела увидеться с папой.

Вскоре мы подошли к какому-то зданию. На первом этаже располагалось кафе с огромными, во всю стену окнами. Еще с улицы я заметил худощавого парня с тонкими чертами лица и черными волосами, который пытался приладить над стойкой лакированный шест. Мягкое, добродушное выражение глаз выдавало в нем представителя того типа людей, к мнению которых никто никогда всерьез не прислушивается, но которые зато легко вызывают симпатии у окружающих и не то, чтобы любовь, а доверие и привязанность женщин.

Мы вошли. Посетителей не было.

– Привет, – сказал парень, дружелюбно взглянув на меня и щуря при этом глаза, как делают слегка подслеповатые люди.

– Привет, – отвечал я. – Как дела?

– Где дети, – спросила ты.

– Дома…

 

И вновь я шел за тобой по темным улицам. Дождь прекратился, и мокрый асфальт поблескивал в тусклом свете фонарей. Но я видел только тебя.

Мы вошли в подъезд обычной «хрущевки». Ты позвонила в какую-то дверь. Я стоял у порога чужой квартиры. Из ярко освещенного зала слышался шум телевизора и задорный визг нашей младшенькой. Вскоре оттуда вышла старшая дочь.

– Папочка, – сказала она и, подойдя, протянула ко мне руки.

Я опустился на колени и обнял ее.

– Как же ты выросла, доча. Как у тебя дела? Вам тут хорошо?

– Да-а. Мы тут игра-а-емся. Нам хорошо-о…

– Все, увидела папу? – перебила вдруг ты, а потом добавила, быстро взглянув на меня: – Пошли.

– Папочка, не уходи, – заплакала дочь. – Я еще хотела с тобой поиграться.

Чувство вины стиснуло душу и обожгло сердце.

– Прости меня, доча, мне нужно идти. Мы потом с тобой поиграемся, ладно?

 

Вышли на улицу. Ты по-прежнему улыбалась и непринужденно щебетала о чем-то.

– Так как насчет нас? – прервал тебя я. – Развод или… ты еще, может, вернешься ко мне?

– Я пока не решила, – весело ответила ты…

 

И в этот момент я проснулся… Тебя не было рядом… И вокруг, как писал Ауэзов, царила «тьма бытия».