Тревожное беспокойство, наконец-то, покинуло хана карагай-кипчаков Иргиза: месторасположение и количество иштэков выяснено – противник обрёл очертания, а это уже первый шаг на пути, ведущем к победе. Иштэков меньше, и они собрали в своё войско всех: вчерашних мальчишек и девчонок, никогда не державших в руках боевых мечей и пик, и стариков, силы которых едва хватит, чтобы натянуть тетиву тугого лука. Разбить их будет легко…

Двинувшись от Ашкадара на восток, кипчаки вечером достигли маленькой реки Сухайлы и, переправившись через неё, остановились на ночлег. До лагеря иштэков меньше дня пути. И они знают о приближении кипчаков, и следует в любой момент ожидать их нападения. Но кипчаки – живущие войной уже много лет – опытные воины и застать их врасплох не удастся, – и поэтому в их сердцах не было страха, когда они расположились на берегу чужой им реки, зная, что хозяева её рядом.

В поход, в этот северный край, Иргиз-хан взял лишь пятнадцать отборных сотен своих воинов – меньше половины общего числа боеспособных мужчин своего племени. Из них три сотни – месегуты, ставшие служить ему после разгрома гузского войска и гибели хана месегутов Урдея. Они хорошие воины, а их предводитель Кошбатыр – один из лучших военачальников и Иргиз-хан доволен, что он служит ему, а не какому-нибудь другому хану.

Правда он, Кошбатыр, всё никак, что-то, не придет в себя после встречи с той финской (или мадьярской?) ведьмой, вызывающей духов. А ведь она их всех тогда напугала. Сам Иргиз-хан еле сумел скрыть охватившую его дрожь после всего, что она там проделала. Выкрикнутое ею слово… наверное, имя какого-то древнего демона…, поднявшийся ветер, поваливший прямо на него два дерева (спасибо коню, успевшему отскочить в сторону), пойманная рукою стрела, совершенно непонятное исчезновение её из юрты, а самое странное – что более всего поразило Иргиза – лисица в кустах за оврагом, смотрящая на него глазами той ведьмы. Теперь он был уверен, что это была сама колдунья – неспроста же шёпот предков, тотчас возникший в его голове и которого нельзя было ослушаться, велел ему убить эту тварь.

Кошбатыр, как заметил Иргиз-хан, утратил покой после той встречи. Его поразили слова женщины, сказанные на языке месегутов. Вопрос о землях месегутов, заданный ею, казалось бы, хану, на самом деле был обращён прямо к нему, Кошбатыру и, подобно стреле, выпущенной из лука метким стрелком, угодил в старую, давно зарубцевавшуюся, как он думал, рану. В тот момент душа его встрепенулась отчаянно, разбуженная словами и пронзительным взглядом женщины, и он, впервые за много лет, ощутил настоящую боль… Но это была не телесная боль.

Глаза той женщины… В них Кошбатыр увидел глаза своей давно умершей матери, и далёкое-далёкое воспоминание всплыло с невероятной ясностью и унесло его в раннее детство… Берег Илека. Маленький Кошбатыр поднимается с матерью на вершину кургана. Ему тяжело: он устал и хочет есть, и просит мать вернуться вниз, к стану. Но она продолжает вести его к вершине. Маленькому мальчику страшно: на вершине кургана он видит всех своих сородичей с печальными, хмурыми лицами. Многие плачут. Здесь лежат пятеро убитых в бою воинов, и среди них его, Кошбатыра, отец. Испуганный мальчик начинает плакать и кричать, а мать успокаивает его, хотя и в её глазах виден влажный блеск еле сдерживаемых слёз. А потом, весь вечер и часть ночи, пока сон не сморил его, маленький Кошбатыр смотрел, как люди танцуют исступлённо, в мерцающем, дрожащем свете полыхающих огромных костров, и поют, восхваляя погибших воинов, уплывающих по безымянной реке. И яростней всех извивалась в танце, и исходила воплями в песне смерти, его мать, чьей опорой теперь должен стать Кошбатыр. И сегодня, у чужого ему Ашкадара, во взгляде той знахарки он вновь увидел глаза своей матери – такими, какими они были в ту далёкую ночь. А на следующий день мать рассказывала ему о его отце и его деде, о его прадеде и всех его предках до самых древних времён, называя всех по именам. И он запомнил их всех, чтобы когда-нибудь самому рассказать о них своим детям. Но этому не бывать никогда… Нет больше народа месегутов и он, Кошбатыр – слуга кипчакского хана и дети его, если они у него будут, вырастут кипчаками. Кошбатыр давно смирился с этим, но всё же… голос матери, называющей ему имена его предков, лишил его покоя. И эту ночь он не спит, глядя в темноту юрты открытыми глазами. Перед его взором отблески костров той горестной ночи, а в ушах его звучат месегутские песни, которыми провожали его отца.