6. Две птицы в лучах заката

Люди во взбудораженном кочевье, на берегу Балыклыкуля, засуетились, как потревоженные муравьи. Началась подготовка к завтрашнему переходу. Постоянные перекочёвки – составная часть жизни башняков (как и других кочевых народов) и весь их быт приспособлен к этому. Поэтому всё имущество очень скоро было загружено в повозки и крытые кибитки, и осталось только уже утром разобрать и уложить в них войлочные юрты, что для степняков было делом недолгим.

Вечером, незадолго от заката, на вершине одного из холмов, к западу от Балыклыкуля, появился тоненький столбик дыма, словно боявшийся, что его обнаружат. Никто не обратил внимания на него – наверное, кто-то из овчаров (Кусюк?) готовит себе ужин. Никто, кроме Баламира – он сразу узнал тот холм, где, как выразился Газиз, в дырах живут ласточки. Этим сигналом он, Баламир, должен был дать знать Айхылу, что ждёт её там. Так кто же ещё, как не она, мог разжечь там огонь, – не Газиз же? Айхылу там, и этот столб дыма – знак для него, Баламира.

Он схватил уздечку и, чуть не бегом, помчался на луг, куда увели коней их отряда. Свистом подозвав своего Хакаса, Баламир накинул на него узду и, вспрыгнув на него, сразу же направился на запад, не тратя времени на возвращение за седлом и за оружием.

Двигаясь в направлении сигнала, синей полоской поднимающегося в небо, он вскоре уже приближался к возвышавшемуся, на противоположном берегу Мелеуза, холму и увидел на вершине её – прекрасную Айхылу. Она сидела на своей пегой лошади, на фоне наступающего заката, и ждала, замерев неподвижно и устремив взор в сторону Балыклыкуля. Вот она заметила его, Баламира, скачущего во весь опор, и подняла руку над головой, замахав ею в приветствии. Баламир тоже помахал ей и через какое-то время был уже у реки, в которую, не сбавив хода, бросился со своим конём, спеша к ждавшей его девушке. Выбрался на другой берег и вскоре уже взобрался на вершину, где девушка, сияя довольной улыбкой, обратилась к нему:

– Костёр не полностью ещё разгорелся, а ты уже здесь. Твой конь, батыр, – не крылатый тулпар?

– Я не знал, что ты будешь смеяться: не торопился бы так.

– А где твоё седло, герой? Потерял по дороге? – продолжала смеяться Айхылу.

Баламира, любующегося ею, тоже охватило весёлое настроение.

– Просто я подумал, что дочь Красной Волчицы заблудилась на берегах родной реки, – и торопился успокоить её, маленькую несмышлёную девочку, и сказать, что дом близко.

При упоминании о родной реке улыбка спала с лица Айхылу. Девушка стала серьёзной и немного печальной. Было видно, что что-то её тревожит.

– Завтра мы покидаем эту реку. Я знаю все её излучины и потаённые места. И я всегда любила сидеть в одиночестве у её прохладных вод, наблюдая за стаями рыбок, плещущихся и сверкающих на солнце, слушая журчание потока и шелест листьев ивы на её берегах.

– Ваш род вернётся сюда, Айхылу. Вернётся очень скоро, вот увидишь.

– Да, мы вернёмся сюда, на эту реку. Если только… – девушка нахмурилась, сузив глаз и устремив, вспыхнувший гневом взгляд, на юг, – если кипчаки не займут её.

Баламир ещё не видел её такой. Да, Айхылу готова драться за свою землю –  это видно в её пылающем взоре! Такое уже бывало в старые времена: – когда племени грозила серьёзная опасность, женщины и девушки, ещё не вышедшие замуж, сражались наравне с мужчинами, зачастую не уступая им в храбрости.

– Мы не отдадим наших степей и наших рек, Айхылу. И эта река всегда будет принадлежать детям Красной Волчицы. Но, когда закончится война и мы победим, тебе всё равно придётся покинуть её. Я собираюсь взять тебя в жёны и забрать к себе, в низовья Ашкадара и к Куганаку.

Айхылу посмотрела на Баламира. Она хотела что-то сказать в ответ, но промолчала, лишь губы её чуть шелохнулись, а в глазах засияла радость, которую она не смогла скрыть от юноши. Затем она сказала:

– Солнце садится. Я собираюсь съездить к своему дереву, попрощаться с ним. Съездишь со мной, Баламир?

– С радостью, Айхылу!

И они помчались вдвоём к холму, на котором стояло то сухое дерево, в которое они вчера вонзили свои стрелы.

Солнце уже почти коснулось горизонта, когда Айхылу и Баламир достигли холма и взобрались на его вершину. Девушка соскочила с лошади и подошла к дереву, – егет последовал её примеру и тоже подошёл к нему. Разноцветные ленты – дары духам степи – закреплённые на ветвях, колыхались на лёгком ветру, а позади – далеко-далеко – западный край неба полыхал алым цветом. Две оперённые стрелы торчали из ствола дерева. Айхылу очень тихо, словно стесняясь, сказала Баламиру:

– Я привезла ещё одну ленточку.

Только сейчас Баламир понял, что было тем украшением, которое Айхылу сегодня повязала поверх своего, украшенного серебром, пояса. Девушка сняла эту, сплетённую из разноцветных полос, ленточку, улыбнулась егету и сообщила ему:

– Я хочу связать эти стрелы вместе, Баламир – твою и мою.

– Давай вместе, Айхылу. Я помогу тебе.

И они вдвоём, касаясь друг друга плечами, повязали приготовленную девушкой ленту вокруг обеих стрел, соединив их между собой.

Баламир взял девушку за руку и сказал:

– Духи ветров и степей, привлечённые к этому дереву твоими дарами, видят: стрелы Баламира и Айхылу соединены. Весть об этом они вознесут к небесам и там, в высшем мире, наши судьбы тоже будут соединены навеки, подобно этим стрелам.

– В эту ленту, сплетённую из света утренней зари, я вложила лучшие свои песни. Их сила не останется незамеченной и достигнет небес.

Сильный порыв ветра, всколыхнувший все ленты этого дерева, как повязанные Айхылу раньше, так и сегодняшнюю, повязанную ими вместе, был ответом на их слова. Дерево затрепетало, словно ожив, и нахлынувшая откуда-то дрожь пронзила влюблённых, заставив их сильнее сжать сцеплённые руки. Было ещё жарко, хотя солнце наполовину скрылось. Зарево, пылающее над горизонтом, создавало волшебную, захватывающую дух, картину. Время, пока солнце закатывалось за край земли, стало вечностью для Айхылу и Баламира, в немом восхищении созерцающих окружающую их красу. А потом, в самый последний миг, когда солнце одарило их последним своим лучом, в вершине дерева что-то зашумело и… две птицы вдруг взмыли в воздух и устремились ввысь!

– Ты видела?

– Т-с-с… тише…

Они стояли и смотрели, а птицы (это были лесные голуби) поднялись высоко-высоко и, попав в лучи солнца, уже не видимого с того места, где стояли Баламир и Айхылу, засверкали, как два огонька, и полетели куда-то к северу.

– Баламир, ты думаешь это просто голуби?

– Я не знаю, Айхылу…

Вскоре ветер полностью стих. Всё замерло вокруг, и в степи воцарилась торжественная тишина. Девушка вздохнула и, будто бы с сожалением, сказала:

– Пора ехать. Надо возвращаться.

И они, сев на своих коней, тронулись в обратный путь, к Балыклыкулю, Баламира и Айхылу тянуло друг к другу и они ехали не очень быстро, стараясь держаться поближе, бок о бок, почти соприкасаясь коленями. Но время идёт. Скоро уже начнёт темнеть, и до наступления темноты надо вернуться, чтобы их не начали искать.

Когда доехали до реки и стали переправляться через Мелеуз, Айхылу спросила:

– Тебе нравится наша река?

– Да. А ты, я смотрю, и не можешь без неё?

Вода бурлила под ногами их лошадей. Егет и девушка остановили их, чтобы те могли напиться.

– Я же выросла у её вод. В детстве я целыми днями пропадала у неё – тогда мы стояли у самого истока, – а сёстры находили меня вечером и отводили домой. У реки, почему-то, мне было лучше, чем в кочевье. А однажды – когда я уже выросла – Гасим-аби, сильно напуганная, привела меня к её берегу. Она велела мне сидеть и ждать, а сама ушла, и в глазах её были слёзы.

– Почему? – удивился Баламир.

Лошади напились и двинулись дальше, к другому берегу, на который вскоре и вышли. Айхылу продолжила:

– Она думала, что больше не увидит меня. Это сама Хранительница Реки велела ей привести меня к ней. И Гасим-аби решила, что Хранительница хочет забрать меня насовсем, чтобы я заменила её, когда она уйдёт.

– Но она ведь не забрала тебя?

– Нет. Я ей не понравилась. Она пришла, долго стояла и смотрела на меня, а потом ушла, так ничего и не сказав.

– Это хорошо, что ты ей не понравилась. Ты должна была понравиться мне, поэтому всё так и получилось, Айхылу.

– Я тоже так думаю, Баламир. То есть, это сейчас я так думаю, а тогда, когда я вернулась, Гасим-аби ещё больше испугалась: она подумала, что если Хранительница Реки не приняла меня, то это означает, что она разглядела, что мне отпущена слишком короткая жизнь – недостаточная, чтобы Хранители успели наделить меня силой и изменить мой путь. Тогда Гасим-аби повела меня к старому Халиту – шаману, знающемуся с Хранителями Степи, чтобы он поведал о моей судьбе. Это было два года назад.

– И что он сказал тебе? – взволнованно спросил Баламир.

– Он сказал, что мне суждена счастливая судьба, – спокойно сообщила девушка.

Баламир засиял, довольный. А Айхылу продолжала:

– Старый шаман сказал, что скоро мне выпадет вобрать свет, изливающийся с крыльев Хумай, птицы счастья. Ещё он сказал, что мужем моим будет отважный воин, которого я полюблю больше всего на свете, и я буду счастлива с ним до самой смерти. Только он не сказал, как долго это будет и сколько у меня будет детей.

Баламир заметил серьёзно:

– Он правильно сделал: знание будущего может изменить его, – так говорила моя бабушка. Да и какое это счастье, если всё знать заранее…

Постепенно начинало темнеть, но теперь это не страшно – Балыклыкуль уже близко. Жара спала и с лугов начало веять вечерней прохладой. Расставаться им не хотелось и они, даже не замечая этого, непроизвольно сдерживали своих лошадей, стараясь подольше побыть наедине.

Баламир, когда они уже подъезжали к кочевью, начал беспокоиться за Айхылу.

– Ты расскажешь своим, где была?

– А они и так знают. Меня же отец послал в луга – передать пастухам, чтобы с утра гнали отары на север. Я объехала их всех, ещё до того как развела костёр.

– Газиза видела?

– Да. Только он не пойдёт на север. Ему велено гнать овец в горы шотигесов  – там наш дозорный отряд и сколько он там пробудет – неизвестно. А охотой пятнадцать человек не прокормятся. Там и мой старший брат Кедрас.

– Ну всё, Айхылу, здесь разъедемся. Скоро нас заметят.

– До свидания, Баламир, завтра увидимся.

– Да, утром ещё будет время.

– Только утром? – почему-то хитро улыбнулась Айхылу и, оставив егета, поскакала в сторону.

Баламир был удивлён: – только утром? Что она имела в виду? Об этом ему пришлось узнать лишь на следующий день…

Отведя Хакаса на луг, где паслись кони его товарищей, Баламир отправился в кочевье. Наступили сумерки.

Своих друзей он нашёл на берегу озера, где специально для них освободили две юрты. Когда он подошёл к своим, недовольный Каракош строго спросил его:

– Где был?

– Поездил немного. Посмотрел вокруг.

Каракош рассердился:

– Помнится, Алтузак-хан говорил тебе, чтобы ты не разъезжал один.

– Прости, Каракош-агай. Но ты сам знаешь, что мы уже не гости и законы вежливости уже не так важны.

– Впредь всегда сообщай мне, если будешь отлучаться. Я десятник – твой военный начальник, а не только старший брат. И я должен знать обо всех вас. Ты понял, Баламир?

– Да, агай. Я всё понял.

– Хорошо. Садись к огню, туган, поешь.

Воины Каракоша готовились ко сну. Хотя для молодых воинов хана были освобождены две юрты, никто не вошёл в них: все предпочли устроиться на воздухе и спать под открытым небом.

Ночь была тёплая и безветренная. Небо сверкало, усыпанное яркими переливающимися звёздами.

Жители кочевья спали тревожно, понимая, что могут уже не вернуться сюда никогда. Время шло и ночь, следуя его закону, уступила место утру.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *