– Ваши кочевья будут на этих же угодьях?

– Я не знаю, Баламир, это решат старейшины. Хочешь приехать навестить меня? – игриво спросила девушка.

– Нет, Айхылу, не навестить. Я приеду за тобой, взять тебя в жёны. Но надо будет выждать до следующего года. Летом я приеду говорить с твоими родичами, а осенью, если будет на то воля Тэнгри, Тарпана и Красной Волчицы, я возьму тебя в жёны.

– Я буду ждать тебя, Баламир. – Глаза Айхылу блестели радостью.

– Да, Айхылу, жди меня. Время пройдёт, – сказал юноша. Лицо его было до смешного серьёзным. – Поезжай, Айхылу, твои сёстры уже скрылись за лесом.

– Да, мне надо ехать. Вы, наверное, будете возвращаться на север через наши земли? Может быть, ещё увидимся. Прощай, Баламир.

– Прощай, Айхылу. Жди меня.

Девушка отправилась догонять своих. Юноша со счастливой улыбкой смотрел вслед ей, постоянно оглядывающейся…

Тарпаны уходили домой, на север. Здесь им больше делать нечего: если и бродят где-то остатки разгромленного кипчакского войска, то с ними легко справятся воины Чегет-батыра и Аккош-батыра, хозяева этих мест. Но кипчаки, скорее всего, уже далеко…

Каракош не спешил возвращаться со своими. Он, взяв с собой Белеса, Баламира и Аюхана, решил подняться на вершину шотигесских гор, чтобы осмотреть с высоты место кровавой битвы и великой победы балабашняков. Эта гряда – скорее даже не гор, а очень высоких холмов – почти сплошь покрыта густым лесом; лишь некоторые из вершин свободны от деревьев и оттуда открывается хороший обзор на огромные пространства вокруг. Четверо егетов поднялись на одну из голых вершин. Они смотрели с высоты на юг, на место утреннего побоища. На поле битвы множество невысоких холмиков – это могилы погибших сегодня месегутов. Поле сплошь усыпано  чёрными воронами; те, кому не хватает места на земле, кружат тучами в воздухе и их жуткое, оглушительное карканье доносится даже сюда, до вершин гор шотигесов (древнего народа, от чьего существования в этих краях осталось лишь название этой местности).

Баламир развернулся и стал смотреть в другую сторону – на земли рода Красной Волчицы. Прямо на севере Олений лес, а правее – очень далеко на востоке – громада Кунгак-тау открывает страну великих гор. Но это далеко, а ближе сюда где-то расположено озеро Балыклыкуль. С этой вершины Баламир не видит зеркала водоёма, но зато он видит совсем близко другое – дерево, одиноко стоящее на вершине холма. Как же можно не узнать его – это дерево Айхылу, то самое. Баламир заметил невдалеке от дерева, на склоне холма, отару овец и вдруг с удивлением узнал в пастухе маленького Газиза. Значит, он всё это время провёл в этих холмах, один, со своей отарой. Про него что, забыли? Газиз смотрит в эту сторону, на вершину горы. Узнал ли он Баламира? Расстояние неблизкое…

– Кипчаки, – негромко вскрикнул Аюхан, указав рукой в сторону Оленьего леса, темнеющего на севере. Оттуда направлялись в их сторону два всадника.

– Быстро, прячемся, – скомандовал Каракош товарищам.

Они скрылись в густом лесу. Похоже, кипчаки не заметили четверых егетов из-за множества деревьев, стеной стоящих рядом с ними. Кипчаки продолжали спокойно двигаться, явно намереваясь подняться на гору, – хотят, видимо, с высоты обозреть окрестности.

– Подождём их здесь, – решил Каракош.

Но, затаившись в засаде, молодые неопытные воины не заметили, что с запада к горе приближаются ещё несколько всадников.

Этого не видел и Газиз, хотя и смотрел на эти горы. Он, маленький пастушок, провёл три долгих месяца в одиночестве в этих обезлюдевших холмах и лесах. Но сегодня пришёл конец его страху и мучительному беспокойству: Газиз слышал утром шум сражения за этими горами; а затем видел, как многие группы балабашняков возвращались в эти места – некоторые к востоку, к реке Мелеуз и Балыклыкулю, а многие уходили дальше на север. Значит, война окончена и всё теперь станет как прежде и ему не придётся в одиночку встречать приход зимы.

Его отара паслась на склоне холма, где стояло дерево его хозяйки. Газиз посмотрел на горы шотигесов и увидел там четверых всадников. Да это же тот агай из Тарпанов, Баламир. Он смотрит на Газиза и, наверное, тоже узнал его. Вдруг всадники укрылись в зарослях. Слишком быстро – что-то случилось. Газиз стал тревожно оглядываться вокруг и увидел, что из Оленьего леса к той горе, где был Баламир-агай, движутся двое кипчаков. Его они не заметят – отара на склоне, который им не виден, а сам Газиз, вместе со своей маленькой рыжей кобылой, скрыт зарослями кустов. Эти двое кипчаков сейчас поднимутся на гору, где их ждут в засаде четверо башнякских воинов…

Пёстрые разноцветные ленточки, украшающие дерево духов, еле заметно трепыхались. Ветер затихал. Синее небо было чистым и прозрачным, а солнце, приближающееся к закату, заливало всё вокруг ярким светом.

Тишина вокруг.

Одинокий всадник направляется в эту сторону с востока. Это Айхылу едет к своему дереву. Она уже давно не была у него и хотела увидеть, что две стрелы, прочно всаженные в его ствол, всё ещё на месте. Это было необходимо ей –  таким образом, Айхылу надеялась унять уже долго живущие в ней волнения и тревоги, вызванные тяжёлыми испытаниями. Чтобы всё стало как прежде…

Путешествовать одной опасно – здесь могут появиться кипчаки – но девушка не боялась: это её  родные края, где она знает каждый куст и каждый холм, а если что… в её колчане ещё сохранилось три стрелы. Она – воин своего народа, достойная дочь Красной Волчицы, бившаяся с врагом и сразившая нескольких из них.

Вот оно уже виднеется на вершине далёкого пока холма – её дерево духов. Было её, а теперь оно уже их двоих: Айхылу и Баламира.

Отара? Откуда она здесь? Чья она? Да это же Кусюк! Он всё это время, все эти месяцы, был здесь? Девушка была удивлена. Затем её охватил жгучий стыд перед этим мальчиком, забытым здесь в одиночестве.

Газиз заметил её. Он узнал пёструю лошадь под всадницей и понял, что это хозяйка. Мальчишка начал махать ей руками, а потом и бросился ей навстречу. Айхылу тоже погнала свою лошадь к нему.

– Хозяйка, там чужаки, кипчаки! – кричал пастушок, указывая рукой на горы.

– Где, Газиз? Ты их не бойся – они сами нас боятся.

– Я их не боюсь! Но там твой Тарпан, Баламир-агай!

– Где? – встрепенулась девушка.

– Там, на горе шотигесов.

– Ты его с кем-то перепутал, Газиз. Тарпаны ушли на север, к себе.

– Нет, хозяйка, я узнал его. Их было четверо там. И я видел, как туда же направились кипчаки!

– Сколько? Сколько их, кипчаков?

– Двое! Они выехали из Оленьего леса и Тарпаны спрятались, когда увидели их. Сейчас кипчаки поднимаются по склону. – Газиз показал рукой. – Их не видно из-за деревьев.

Почему Каракош остался здесь, когда остальные Тарпаны давно уже на пути к своим кочевьям? Наверное, на гору они поднялись осмотреться – может быть ищут кипчаков, чтобы сразиться с ними?

Ни Айхылу, ни Газиз, ни четверо воинов Каракоша не знали о том, что по западному склону поднимаются другие кипчаки…

Айхылу направилась к горе.

Четверо егетов ждут…

Двое кипчаков, целый день скрывавшиеся в Оленьем лесу и наблюдавшие, как мимо них проходят на север многочисленные отряды иштэков, взбираются всё выше и выше по лесистому склону. Там они оглядятся и выберут безопасный путь к югу. Совсем недавно, перед тем как вступить под своды леса, двое товарищей видели идущих с запада пятерых воинов бывшего отряда Арслана –  они тоже поднимаются на эту гору. Это хорошо: они встретятся на вершине и продолжат путь вместе.

Молодые башнякские воины затаились, напрягая слух и всматриваясь в сторону, откуда приближаются враги. Скоро они должны выйти из тени леса. Кипчаков ещё не видно, но уже слышен хруст сухих ветвей, ломающихся под копытами их лошадей. Открытое место, свободное от деревьев, простирается от вершины горы немного вниз по её склону. Когда кипчаки покинут густые заросли и выйдут на открытое место, егеты поразят их стрелами из своего укрытия. Четверо стрелков не смогут промахнуться.

Вот уже заметно какое-то шевеление в лесу, какие-то неясные пока тени, маячившие за стволами деревьев. Стали слышны тихие голоса двух людей, негромко переговаривающихся между собой. Они уже близко. Ещё чуть-чуть и кипчаки покажутся. Каракош и его воины бесшумно заправили стрелы в луки, ожидая появления врага. Первый из них показался. Он выехал на границу открытого участка и остановился, внимательно осматривая всё и чутко прислушиваясь: – предосторожность опытного воина, оказавшегося на враждебной местности. Второго пока не видно; первый стоит на месте. Что-то почуяли? Кони воинов – и кипчаков и башнякских егетов – хорошо обучены своими хозяевами: они стоят смирно, не издавая ни звука. Показался второй кипчак. Четверо юношей натянули свои луки, нацелив стрелы на врагов. Кипчаки, так и не обнаружив опасности, продолжили свой путь – прямо навстречу засаде.

Егеты одновременно выпустили свои стрелы. Короткий свист – и кипчаки вылетели с сёдел, не успев даже понять, что произошло. Каракош торжествующе прокричал боевой клич балабашняков, который тут же повторили и его товарищи. Враг сражён.

Теперь надо забрать кипчакских коней и оружие, – и можно отправляться на север, к своим сородичам. Егеты выехали из своего укрытия и стали потихоньку окружать двух лошадей, оставшихся без хозяев. Друзья не подозревали, что в этом лесу они не одни…

Пятеро уставших и измотанных воинов – остатки разгромленного отряда доблестного Арслан-батыра – двигались через лес к вершине горы. Они видели, что туда же направляются и ещё двое из их бывшего войска. Совсем скоро все они встретятся на вершине, отмечающей границу иштэкских земель. Дальше их ждёт бесславное возвращение домой, в бескрайние степи Дешт-и-Кипчака. Бессильный гнев и стыд поражения сжигают души степных воинов – после стольких побед и завоеваний в Великой Степи они испытали позор разгрома от каких-то иштэков, прячущихся в этих северных лесах. Грозная слава их непобедимого войска, их великого хана Иргиза – победителя гузов и олобашняков – втоптана в мёрзлую грязь иштэкского пастбища. Позор невыносим. Как теперь возвращаться к соплеменникам, какие слова найти для старейшин, ждущих их с победой?

До вершины осталось совсем немного: уже виден просвет за густыми зарослями. Вдруг громкие крики – боевой клич иштэков – разорвали тишину леса и заставили вздрогнуть пятерых воинов. Всадники остановились, приготовившись к схватке с врагом. Поначалу им подумалось, что они угодили в засаду, что иштэки ждали их и теперь нападают. Но нападения не последовало. А кричали они потому, что уничтожили тех двоих воинов, которые поднялись на вершину раньше. Кипчаки переглянулись. Судя по голосам, иштэков там, впереди, четверо или пятеро – не больше, чем кипчаков, поэтому можно броситься всем вместе и уничтожить их.

Пятеро кипчакских воинов устремились вперёд, яростно выкрикивая боевой клич своего племени и размахивая над головами изогнутыми саблями.

Башнякские егеты оказались застигнутыми врасплох. Их луки убраны за спину; спасаться бегством они не могут – Баламир и Аюхан перед этим спешились, чтобы подобрать оружие убитых врагов. Белес, едва успевший развернуться лицом к нападающим и выхватить боевую дубину, не успел даже замахнуться для удара: – кипчак, летящий на него с искажённым от ярости лицом, обрушил на юного воина страшный удар своего клинка. Белес, который достойно пронёс шестихвостое знамя балабашняков через всё сражение, пал от руки врага, бежавшего с поля битвы и предпочетшего позор поражения геройской смерти со своим войском и своим ханом. Юный воин сполз с коня на землю, окрасив её кровью.

Другой кипчак летел на Каракоша, рассчитывая ошеломить его своим стремительным натиском. Но молодой егет, недавно командовавший трёмя сотнями воинов и не боявшийся биться лицом к лицу с превосходящим противником, был проворен: он успел выставить свою пику и направить её на врага – тот налетел на полном скаку на остриё и пика так глубоко вошла в тело кипчака, что Каракошу не удалось выдернуть её обратно: грузный воин так и упал с коня вместе с ней. Но отважный егет не успел уже выхватить из ножен саблю – ещё один степняк налетел на него и Каракош, сражённый смертельным  ударом кипчакского клинка, упал на землю.

Баламир и Аюхан были в это время на земле. Они видели, как их старшие братья пали под ударами врагов, неожиданно налетевших из леса, и отчаянная ярость охватила юношей. Баламир схватил пику одного из убитых кипчаков и вонзил её в грудь коня первого из подскочивших к ним врагов. Раненый конь, захрипев, взвился на дыбы, отчего два ближайших к нему коня шарахнулись в стороны – это дало Аюхану время достать лук и заправить в него стрелу. Когда всадник справился с лошадью и, ударив в её бока пятками, заставил опуститься на все четыре ноги, Баламир выставил ему навстречу острую пику: – всадник напоролся на неё всей своей массой и, схватившись за древко обеими руками, рухнул вместе с конём наземь. А в горле у него уже торчала и стрела Аюхана; – Аюхан видел, что кипчак, чей конь взвился на дыбы, замахивается саблей на Баламира и послал стрелу ему в горло – и в этот же миг Баламир вонзил пику ему в живот. Это была последняя стрела Аюхана, и он выпустил её, спасая своего товарища. Отбросив ненужный теперь лук, юноша схватил кипчакскую саблю, намереваясь биться до последнего.

В это время Баламир, выдернув пику из тела сражённого им врага, кинулся на всадника, выскочившего из леса последним. Степняк летел прямо на него с огромным копьём наперевес. Юноша с размаху ударил пикой по передним ногам коня и тот рухнул, как подкошенный и покатился вперёд с переломанными ногами. Всадник вылетел из седла и выронил своё копьё. Но это был опытный воин – он тут же вскочил на ноги и в его руках уже сверкала сабля. Баламир приготовился к схватке с пешим противником.

Двое всадников в это время теснили увёртливого Аюхана к зарослям – юноша мог бы кинуться в лес и скрыться в его чаще… но сын Мусай-батыра не может оставить товарища в беде.

Пеший кипчак приближался к Баламиру, не особенно опасаясь этого неопытного егета. С ним он быстро покончит: этот молодой иштэк даже пику держать правильно не может. Баламир ждал врага, идущего на него с саблей в руке. По его спокойствию и уверенности, и по тому, как он держал своё оружие, было видно, что это опытный воин, закалённый во многих битвах и походах. Но сейчас он не на коне и его движения не стремительны. И тут Баламир увидел, что его последний товарищ, бесстрашный Аюхан, переживший своих старших братьев, не устоял перед натиском двоих конных воинов и пал под их ударами. Двое кипчаков торжествующе прокричали что-то и повернули сюда, к Баламиру. Пеший кипчак повернулся на их крики и в этот момент Баламир, собрав все свои силы и всю свою жажду мести и ненависть к врагам, метнул пику в своего противника. Удар его, исполненный ярости и гнева, был точен: враг, пронзённый пикой, изумлённо уставился на Баламира, затем, что-то прохрипев, опустился на колени и рухнул лицом вниз.

Осталось двое врагов, и Баламир знал, что с ними ему не справиться. Это его последняя битва и скоро он отправится за своими погибшими товарищами и братьями. Но он, последний воин славного отряда Каракоша, будет биться достойно –  враги запомнят бесстрашных башнякских егетов, убивших уже стольких кипчаков.

Кипчаки больше не торопятся – их двое, а этот иштэкский егет один. Никуда ему не деться. Они не торопятся – но не так ведёт себя Баламир: он видит их промедление и быстро подзывает своего коня, хватая с земли кипчакскую саблю. Конь его послушен: – мгновение – и Баламир уже в седле, готовый к своему последнему бою. Двое врагов приближаются к егету, намереваясь покончить с ним.

Юноша ждёт их; он не думает о спасении, о том, что вокруг густой лес и что ещё можно скрыться в его зарослях: – Баламир должен биться с врагом до конца – чтобы быть достойным своих павших товарищей и братьев, которых он скоро догонит на  их пути, сокрытом туманом от взоров живых. Его место – рядом с ними – и он займёт его гордо… Вот только Айхылу… Она остаётся и им не увидеться уже более… Он будет со своими братьями. И гибель их не будет напрасной: ведь они сразили множество врагов и покрыли себя великой славой; и многие воины с великим уважением будут уступать им дорогу в стране мёртвых. А сородичи сложат о них героические песни…

Один из кипчаков вдруг остановил коня, резко натянув поводья, и повернул голову налево, к востоку, откуда он тут же услышал свист летящей в его сторону стрелы. Воин, проявив отменную скорость движений, успел прикрыться своим круглым щитом, в который и вонзилась стрела, выпущенная неожиданно появившимся всадником. Это была Айхылу. Она только что поднялась на вершину по восточному склону и сразу же увидела, что её Баламир приготовился к неравному бою и что он остался один – его товарищи все мертвы. Девушка, не теряя времени, быстро натянула лук и выпустила стрелу в одного из врагов, но тот всё же заметил её и в последний миг успел прикрыться щитом. Осталось ещё две стрелы; Айхылу достала одну из них и закричала:

– Скачи ко мне, Баламир! Мои стрелы остановят их!

Юноша уже не мог сражаться: его Айхылу не могла бы стрелять в гущу схватки, а после того, как они расправятся с ним, девушка останется одна. Этого не должно произойти. Баламир помчался к ней, к своей Айхылу, целившейся в сторону двоих кипчакских воинов. Они ещё могут спастись, ведь врагов всего двое и в таком малом количестве они, быть может, не станут преследовать их.

Баламир уже приближался к Айхылу, когда кипчаки, наконец, сообразив, что всадница всего одна, помчались в их сторону. Они не очень-то опасались этой молоденькой девушки, не считая её серьёзным противником. Когда Баламир поравнялся с ней, Айхылу выпустила стрелу; но воины готовы к этому – стрела вонзилась в один из щитов, которыми они прикрывались.

– Уходим вниз, Айхылу! В лес!

Девушка развернулась, и они вдвоём поскакали бок о бок вниз по склону, где начинались заросли, и стрелы кипчаков будут уже не так опасны. Оба кипчакских всадника устремились в погоню за ними.

Спускаясь вниз по склону, заросшему лесом, Баламир и Айхылу удалось увеличить расстояние между собой и преследовавшими их врагами. А когда погоня перешла на открытую местность,  которая была здесь очень неровной –  много спусков и подъёмов, крутых холмов и извилистых ложбин, – беглецы стали надеяться, что скоро смогут оторваться от врагов и не попасть под их быстрые стрелы. Но кипчаки, величайшие наездники Степи, не отставали больше, держась на расстоянии от преследуемых, а вскоре стали и настигать их. И вот вслед юноше и девушке полетели уже кипчакские стрелы – и означает это,  что спасения нет уже и скоро всё закончится.

У Айхылу была в колчане за спиной одна единственная стрела, и девушка приготовилась к своему последнему выстрелу. Перехватив поводья левой рукой, в которой она держала ещё и свой лук, правой Айхылу достала последнюю свою стрелу. Затем она совсем отпустила поводья и развернулась всем телом назад, полностью доверившись своей лошади, которая продолжала нестись вперёд. Стрелять из лука назад, на скачущей во весь опор лошади, очень непросто. Такое по силам лишь величайшим наездникам и не каждый из опытных воинов способен на это – здесь нужна особая гибкость тела и умение держать равновесие, а кроме этого – способность чувствовать своего коня, замечать малейшие изменения в его движениях. Айхылу никогда раньше не делала этого. Баламир, на своём коне, скачет рядом, сжимая в руке кипчакскую саблю. Он решил, что после выстрела Айхылу – останется ли один враг, или их по-прежнему будет двое – он остановится и примет бой. И вот Айхылу уже заправила стрелу и, выбрав целью ближайшего к ним врага, начала натягивать тетиву своего лука. Юная девушка не боится уже ничего: она отбросила все страхи и сомнения, понимая, что от этого выстрела зависит всё. На острие её изящной стрелы, сделанной лучшим мастером – их с Баламиром жизнь, их будущее и общая отныне судьба. Но Айхылу не думает сейчас о будущем. Для неё ничего уже не существует, кроме ближайшего к ним кипчака – цели, которую она выбрала для своего выстрела. За время погони этот кипчак выпустил уже три стрелы вдогонку (его товарищ выпустил больше), и сейчас готовится выстрелить четвёртой. Пролетит ли она также мимо?

Кипчак выстрелил первым. Стрела вырвалась из его лука и устремилась к Айхылу. Жуткий свист её полёта превратился для девушки в оглушительный вой, заполнивший всё. Жестокий удар – и в глазах Айхылу потемнело от резкой жгучей боли, охватившей её спину. Она вскрикнула и дёрнулась, чуть не выпав из седла бешено скачущей лошади, и пальцы её почти разжались, отпуская тетиву, но… воля и решимость девушки, собранные для этого последнего выстрела, не позволили ей выпустить стрелу, пока она не наведена на цель безупречно. Айхылу, превозмогая нестерпимую боль, удержала и лук и стрелу, продолжая целиться во врага. Боль, жестокая, беспредельная боль разлилась по всему её телу. Хочется кричать, и забыться в этом крике, и раствориться в нём, не думая больше ни о чём. Но Айхылу, стиснув зубы и сузив глаза, заполнившиеся слезами, которые и не утереть даже, продолжала смотреть назад, в сторону кипчакского воина, скачущего за ней. Всё расплывается и меняет свои очертания, и темнеет в глазах, и начинают появляться бесформенные пятна, за которыми и не видно уже ничего, но Айхылу продолжает целиться, ожидая, что помутнение оставит её хоть на миг и она разглядит цель. Ей хватит краткого мгновения – лишь бы разглядеть уязвимое место врага, и тогда он будет сражён. Айхылу знает это точно, и это знание вдруг наполняет её необычайной силой и покоем, заставившем отступить боль. И так легко удерживать туго натянутый лук, и так всё вокруг невыразимо прекрасно: мельтешение ярких красок и цветов, волшебное пение небес и восхитительное ощущение полёта. Ничто уже не имеет значения… и Айхылу забыла обо всём…

Лишь на один краткий миг вернулось сознание к ней, и увидела она врага чётко и ясно… а затем – темнота, погружаясь в которую, Айхылу успела прошептать имя любимого…

Баламир мчался на своём коне рядом с Айхылу, справа от неё. Он увидел, что девушка достала свою последнюю стрелу и приготовилась стрелять, бросив поводья и обернувшись назад, к догоняющим их кипчакам. Такой выстрел –  настоящий подвиг, которым гордятся самые опытные воины. И она не промахнётся – Баламир видит это по безупречной решимости, пылающей в её глазах. Но эта страшная кипчакская стрела… Айхылу вскрикнула, скорчившись от боли – стрела вонзилась ей в спину. Баламир, испытав боль, как будто стрела поразила его самого, направил коня поближе к лошади Айхылу, чтобы подхватить девушку. Но что это? Как такое может быть? Отважная девушка, бесстрашная дочь Красной Волчицы Айхылу удержалась. Не только удержалась, но и не выпустила тетивы из своих таких тонких и маленьких пальцев. Она скорчилась от боли на один лишь краткий миг, а затем… выпрямилась в седле и безупречно чётким движением направила лук в сторону врага и сразу же выпустила стрелу с красным оперением. Кипчак вылетел из седла, как будто его выбила не стрела, посланная юной башнякской девушкой, а копьё могучего батыра, наделённого исполинской силой. И в тот же миг силы оставили Айхылу: она развернулась вперёд, лук выпал из её обессиленных пальцев, голова свесилась на грудь, а руки пытались ухватиться за гриву лошади. Но смертельно раненая девушка уже не могла удерживаться в седле. Прошептав еле слышно: “Баламир”, она выпала из седла и упала в мёрзлую, колючую траву.

Баламир резко остановил коня и развернул его навстречу последнему из врагов. То был грозный старый воин и был он уже близко – не успел Баламир приготовиться к встрече. Едва только он развернулся, как копьё кипчака ударило его в грудь. Баламир пытался увернуться и остриё не вонзилось прямо, а прошло вскользь. Но, всё же, тяжёлый и сильный был удар кипчакского воина, и выбил он егета из седла и бросил его оземь.

Ибрай (так звали кипчакского воина) огляделся по сторонам – других иштэков не видно. А этот егет ещё жив, хотя видно, что немного ему осталось. Старый воин слез со своего коня, подобрал саблю Баламира, лежащую невдалеке и подошёл к умирающему.

– Это клинок моего товарища, отважного Малика, сына брата моей матери. Ты очень молод, егет, но ты отважный воин; и та бесстрашная девушка тоже. Вы, как и ваши братья, бились достойно и  заслуживаете великого уважения.

Баламир смотрел на кипчака, слушая и не понимая его слов. Сейчас всё закончится…

– Теперь она твоя, храбрый иштэк, – Ибрай положил саблю возле Баламира. Подобрал лук Айхылу и отнёс его к ней, также положив рядом. – Она ещё жива, егет.

Кипчак вскочил на своего коня, осмотрелся по сторонам, и поехал обратно, в лес шотигесов, уводя с собой коня убитого товарища…

Баламир лежит бездвижно. Жестокая боль жжет огнём его грудь, и нет сил пошевелиться; нет сил даже открыть глаза. Юноша знает, что пришло его время отправиться за товарищами – в страну, откуда нет возврата. Славным был их воинский путь, хотя и очень кратким. Что ж, такова воля Небес…

Баламир открыл глаза – прямо над ним серое небо. Какая же земля холодная. Спина онемела, руки и ноги тоже. Рядом стоит конь Баламира, верный Хакас, но звать его бесполезно – не сесть уже егету в седло. Кровь, пропитавшая его одежду, дымится на морозном воздухе.

Айхылу… ей нужна помощь. Осознание этого придало Баламиру сил. Он, превозмогая боль, сумел повернуться набок и немного приподняться. Едва удерживая остатки сознания, юноша разглядел невдалеке пёструю лошадь, принадлежащую Айхылу. Значит и она где-то там. Шагов тридцать, но сумеет ли Баламир, истекающий кровью, их преодолеть? Хватит ли у него сил?