Солнце клонилось к закату.

Холмистую степь оглашает жуткое карканье чёрных ворон, собравшихся в стаи на вершинах деревьев, оголённых осенними ветрами, и ждущих, в крикливом нетерпении, начала своего страшного пира.

Но на месте минувшей битвы ещё бродят люди. Это те из балабашняков, что потеряли в сражении своих близких. В этот период затишья они отделились от войска, отошедшего к северу, в сторону кипчаков, и выискивают потерявшихся. Воины Каракоша, кроме Белеса, помощника хана, все здесь. Они застыли безмолвно, остановив своих коней. Лишь Балкан, верный конь их товарища Гилара, бродит, опустив голову, вокруг одного и того же места. И нет на нём седока, поэтому некому его остановить. Поводья Балкана волочатся по земле, а своим тёплым носом он, всхрапывая, обнюхивает лицо человека, лежащего неподвижно у его ног. Но его хозяин никогда уже не поднимется и не потреплет его густую чёрную гриву. И не будут они больше мчаться, обгоняя ветер, по степи.

Но у друзей Гилара, ставших сегодня взрослыми, нет времени стоять здесь долго: сейчас не до мёртвых, надо помочь живым.

Вот слева раздался натужный, хриплый крик: – это один из воинов, похоже, из воинов рода Беркута, сумел выдернуть кипчакскую стрелу, застрявшую в его ноге. Его коня не видно поблизости. Друзья подъехали к раненому, собираясь отвести его к югу, – туда, к неглубокому оврагу у подножия одного из холмов, балабашняки относили своих найденных раненых воинов, где им и оказывали посильную в этих условиях помощь.

– Тарпаны? – спросил раненый у подъехавших.

– Да, мы поможем тебе, сказал ему Каракош. – Мы отведём тебя в убежище, агай, подождёшь там окончания битвы. Ты слышал крики, агай? Это месегуты. Они присоединились к нам, ведь Урдей – их хан. Так что, теперь мы победим точно. Ну, давай, агай, мы поднимем тебя и…

– Нет, тарпаны, битва ещё не окончена и не время думать о покое. Ходить я не могу, но в седле удержусь. Вы потеряли своего брата, Тарпаны, – я видел, как вы стояли там, возле него, – так дайте мне его коня. Мой Унаяк убит; вот он лежит, верный старый друг, а ваш конь невредим.

Тигой съездил назад, подхватил поводья осиротевшего Балкана и привёл его к раненому воину.

– Его зовут Балкан, – сказал Тигой.

Баламир, спешившись, помог Тигою подсадить раненого в седло, подал ему пику, колчан со стрелами, лук и круглый щит. Раненый, поблагодарив друзей, тут же направился к своим.

Поездив ещё немного, молодые воины убедились, что раненых уже всех успели подобрать. Убитых башняков было немного – меньше, чем убитых кипчаков, в трудном положении так и не дождавшихся помощи своих соплеменников. Туктамас, ехавший крайним справа, указал рукой на кого-то, по правую сторону от них. Это был воин в железной кольчуге. Кипчак. Он сидел на земле, покачиваясь вперёд и назад, и кровь, сочившаяся из-под шлема, заливала его лицо. Каракош махнул пикой в его сторону и Туктамас направился туда, вынимая из ножен подобранный ранее меч. Кипчак, заметив его, поднял руку. Это далось ему с огромным трудом.

– Мое имя Урхон, я сын Бурнаса, победителя месегутов и гузов. Назови свое имя, воин. Я должен знать, кто отправит меня к безымянной реке.

– Я Туктамас, сын Мусая из рода Тарпана, народа балабашняков, – сказал юноша и, наклонившись с седла, обрушил меч на голову кипчакского воина.

Всё было завершено.

Каракош и его товарищи отправились обратно, к башнякскому войску. С поля прошедшего сражения возвращались и другие, закончив здесь свои поиски. Среди них особенно много было женщин. Женские отряды, во время погони оттеснённые мужчинами, не участвовали непосредственно в битве. Они выезжали на открытые места и оттуда поражали врага меткими стрелами, оказав, тем самым, значительную поддержку мужчинам. А после сражения многие из них искали на поле битвы своих павших отцов, мужей и братьев.

Баламир, внимательно всматриваясь в возвращающихся к войску женщин, заметил среди них Айхылу. Она, как всегда, была со своими сёстрами. Каракош разрешил своему братишке ненадолго оставить отряд и тот немедленно направился к девушке. Айхылу же, заметив его, отстала от своих сестёр. Баламир подъехал к ней, держа в левой руке кипчакский щит, а в правой стрелу, на окровавленном наконечнике которой висело какое-то украшение.

– Много ваших убито, Баламир? Я видела, что ваши воины набросились на врага первыми из всех.

– Двенадцать детей Тарпана отправились в страну мёртвых. Среди них – Гилар, помнишь его?

– Да, я помню его, – ответила девушка. – Он был неразлучен с твоим братом Каракошем. Я хорошо его знала, потому, что моя сестра, Гульсина-апа, постоянно говорила о нём, и она будет оплакивать его… А наших – убито пятеро мужчин, ранено восемь. – Айхылу стряхнула что-то со своих ресниц и, отвернувшись, стала смотреть в сторону своих сестёр. Она не хотела показывать, что глаза её влажны.

– У нас ранено семеро. Это из тех, что не смогут сегодня сесть на коней и сражаться, – сказал Баламир. И, с жаром в голосе, добавил: – Но мы победим! Ведь теперь нас стало больше – месегуты признали Урдея своим ханом и присоединились к нам. И кипчаки проклянут своих старейшин, направивших их сюда!

– Многие ещё отправятся искать страну мёртвых… – Девушка смотрела вверх, где за серой пеленой угадывалось солнце. – И сегодня, с закатом, Красной Волчице, Тарпану, Поющему Змею и другим предстоит спеть много погребальных песен по своим детям. – Айхылу посмотрела на юношу. – Что это у тебя, Баламир?

– Твоя стрела, Айхылу. Я вынул её из груди убитого кипчака. Ты сразила его, а вот это – его амулет. Теперь он твой, возьми его, Айхылу. – Баламир протянул ей стрелу вместе с украшением. – Вот его щит, теперь он по праву твой, я подобрал его для тебя. Я думаю, битва ещё не окончена и поэтому пусть он защитит тебя, Айхылу.

Хрупкая девушка, подержав в руке щит, сделанный для взрослого воина, протянула его обратно.

– Он слишком тяжёл для меня, Баламир. Возьми его себе: это мой подарок и пусть он хранит тебя.

– Хорошо, Айхылу, я возьму его себе. В битве я буду рядом с тобой, ведь теперь, по велению хана, мы все – воины Каракоша, моего брата.

Юноша и девушка направились к войску. Здесь они присоединились к трёхсотенному отряду Каракоша, состоящего из молодёжи всех шести родов племени.

А на поле прошедшей битвы, которое уже покинули живые, начали слетаться, оглушительно каркая, чёрные вороны…

Кипчаки уже давно отошли на запад, к своему обозу, – они готовы к битве и ждут нападения иштэков.

Но Алтузак-хан не спешит продолжить сражение: – крови пролито уже много, а он помнит наказ Хранительницы Басаат.

Юный Урдей, ставший настоящим ханом и обретший своё войско, принял промедление за нерешительность, которую он, пылая ненавистью к кипчакам, не мог понять. Да и новое для него ощущение власти над хоть и маленьким, но всё же настоящим войском, наполняло его неудержимой жаждой битвы.

– Чего ты ждёшь, Алтузак-хан? Теперь мы сильны, давай разобьём их окончательно!

Кошбатыр поддержал своего юного хана:

– На юге, в Большой Степи, четыре тысячи воинов карагаев готовы выступить сюда. Если они соединятся с Иргизом, своим ханом, то их войско станет непобедимым для нас. Ты не должен допустить этого, хан башняков: не отпускай Иргиза в Степь. Иначе они вернутся и разгромят вас – кипчаки не прощают поражений.

– Я понял тебя, месегут.

– Ну так, что? – приготовился к битве Урдей. – Бросимся на них сейчас?

– Нет, Урдей-хан, пока нет.

Урдей замолчал. Проявлять нетерпение – недостойно вождя.

Кипчаки, скорее всего, сами нападать уже не станут, несмотря на свою отчаянность и отвагу, – они убедились, что сегодняшний день для них неблагоприятен. В любое другое время Алтузак-хан, как хочется сейчас юному Урдею, не раздумывая, продолжил бы битву. Но не сейчас… Не в это время… Нельзя забывать о священной птице…

Наконец хан балабашняков объявил свое решение:

– Будем ждать. Когда кипчаки пойдут на юг, мы будем идти за ними до тех пор, пока они не покинут пределы наших владений. И только там мы нападём на них, не раньше. А сегодня – хороним убитых, на Белых курганах.

Сражение окончено…

Несколько отрядов балабашняков вернулось на поле сражения, чтобы подобрать убитых. Другие занялись ранеными, а все остальные вернулись в стан, чтобы собрать его – военный лагерь в этом месте уже не нужен…

Кипчаки ушли на юг, вынужденные оставить своих убитых на этой земле. Балабашняки тоже двинулись к югу, к Белым курганам.

Тучи рассеивались. Вскоре стали появляться  первые звёзды в темнеющем небе: – хоронить погибших придётся ночью…

Белые курганы освещены ярко: пылающие, сыплющие искрами костры расположены по границам шести правильных кругов – воины каждого из шести родов племени будут похоронены вместе, в расположенных рядом могилах. Башняки роют могилы в начинающей замерзать земле: – тяжёлая работа –  вгрызаться в землю приходится ножами, копьями, боевыми топорами, но дело, хоть и медленно, идёт. В это время воинов, павших в сражении, готовят к переходу в иной мир: приводят в порядок их оружие и одежду, смывают кровь, придавая надлежащий вид. Все остальные, не участвующие в рытье могил и обряжении, стоят поодаль – время для прощания ещё не пришло. Тарханы, взяв с собой некоторых старейших воинов, поднялись на вершины холмов. И в ночной тишине слышно их монотонное пение, обращённое к небу, к прародителям родов. Наконец могилы готовы. Они не глубоки – в будущем над ними насыпят курганы. Главы родов спустились к ним. Каждым из тарханов тщательно осмотрена, с факелом в руке, каждая из могил для погибших воинов рода. Могила – не просто яма, в которую закопают умершего, она – начало нового пути, пути духа, и должна быть изготовлена так, чтобы показать уважение сородичей к уходящему в иной мир. Павших воинов опустили каждого в свою могилу – с оружием, в полном боевом облачении. Рядом с каждым воином положили шкуру коня, четыре его копыта, голову и хвост – дух коня будет служить похороненному на том свете.  Балабашняки подошли к могилам. Слова их, высказанные наиболее уважаемыми в роду людьми, несут пожелание пройти тропою умерших без тяжести в сердце. К предкам и духам покровителям возносятся похвалы о храбрости и отваге павших, не пожалевших жизней во имя рода. Погибнуть в бою во имя своего рода – славная смерть, и прародители примут героев достойно и окружат их подобающим почётом и уважением. И память о них сохранится в сердцах потомков, и будет передаваться последующим поколениям в преданиях и легендах. Искры полыхающих костров уносятся ввысь, к ночному небу, усыпанному множеством сверкающих звёзд; так и души похороненных устремляются к безымянной реке, которая унесёт их в царство мёртвых.

Речи закончены. Могилы засыпаны землёй и над ними невысокие пока курганы (они будут досыпаны позже, в другое время). Наступила пора обрядовых песнопений и молитв, призывающих предков, которые должны будут увести с собой души погибших в бою воинов. И до самого рассвета, сменяя друг друга, старые воины поют песнь павших; а в волшебном переплетении теней и мерцающего света костров мелькают фигуры, исполняющие магический танец умерших…

Немного похоронено здесь башнякских воинов. Сколько ещё их будет?..