Читать далее →

Телефон зажужжал на подоконнике. Наташа, не глядя, пхнула его под подушку и от книги не оторвалась. Но нет, всё же через минуту, отложила и книгу, потянулась тонким телом, тряхнула тёмной гривой и уставилась в тёмное окно.

В телефоне навжикало сообщений от Нинки:

*Фиг дозвонишься то тебя! *

*В выходные мы закрываем сезон*

*Пойдёшь?*

Наташе разговаривать ни с кем не хотелось. А с Нинкой … быстро не отвяжешься.

*Нет* – напечатала и бросила на диван телефон.

И поставила чайник. Сразу пришёл ответ.

– Вот неугомонная! – пробормотала Наташа.

*Почему?*

*Занята*

Пауза. Наверное, Нинка ехала в метро, иначе давно бы уже позвонила.

*Бокс?*

Наташа шумно вздохнула и занялась чаем. На телефон уже не обращала внимания.

Сентябрь холодил в приоткрытое окно и темнил ранними сумерками. Тело приятно ломило после утренней тренировки. Днём она ещё немного прошлась по лесу, и в голове от обилия свежего воздуха немного шумело. Клонило в сон, но спать Наташа ещё не собиралась.

Телефон продолжал донимать. “Достала… Простыня из проповедей”, – Наташа всё же взялась просматривать сообщения.

*Натаха! Ты завязывай!*

*С боксом!*

*уж сколько времени прошло!*

*молчу про парней*

*но тебе же и мозги отобьют*

*последние*

Наташа после физической работы была вялой и лишь слабо улыбнулась на “наезды” подруги. “Ничего, Нинуль, рано или поздно ты смиришься… Я ж упрямее, ты же знаешь”, – это она мысленно поговорила с подругой, а писать ничего не стала.

А то можно и поссориться опять. В десятый раз. Пусть Нинка побухтит немного, выпустит в пустоту свои нравоучения да и остынет. Мало у неё забот? Один Димка чего стоит.

***

Он посмотрел на дочь. За год вроде не изменилась. Копна чёрных волос то и дело спадает на  глаза, а сами глаза глядят удивлённо и чуть насмешливо, тонкие руки и ноги, хрупкая и колкая, острый подбородок торчит вперёд. Но было и новое, совсем непривычное ему. Конечно, Наташа давно не девочка, живёт одна в этом огромном городе, одиночество и откладывает отпечаток. Она всегда была сильной. Когда умерла мать, она только сжала кулаки, так что остались красные чёрточки на ладонях, а глаза были сухие. Но сейчас он почувствовал в дочери какую-то совсем неженскую силу.

– Появился у тебя, что ли, кто, не пойму? – прищурившись, спросил он. И сразу понял – “Не самый удачный вопрос”.

Наташа фыркнула.

– Пап, вот чего, больше не о чем спросить? – сидели на её маленькой кухонке. Он только что из аэропорта. Наташа кормила салатом и сэндвичами. За окном мело, – Лучше скажи, как ты долетел?

– Нормально долетел, – отец отпил чай. – И лыжи привёз.

– Я заметила.

– И?

Наташа держала большую чашку ладонями, поглядывал из-под чёлки на отца.

– Кататься завтра пойдём. Поучишь меня.

Отец кивнул, приподняв бровь.

– А чего это ты вдруг?

– Захотелось, – отрезала Наташа.

– Ну ладно, – отец пожал плечами. – А чего, ты отмечать никуда не пойдёшь?

– Пап, ты опять? – Наташа наморщила лоб, но гневаться не стала. – С утра покатаемся, вечером оливьешку там, курицу запеку… всё, как ты любишь.

– Это я люблю, ага, – сказал отец. – Просто я подумал, что ты каждый Новый год всё со мной да со мной… Всё, всё, молчу, – он выставил ладони. – Я пойду вещи разберу, – встал из-за стола.

– Ага. Бельё постельное, полотенце я на диване там положила, – крикнула вдогонку Наташа.

Наезжавший раз в год отец занимал свободную комнату – одной в двухкомнатной квартире Наташе было слишком просторно.

Она допивала чай, когда на кухне появился отец.

– Наташ, а это чьё, прости за любопытство? – он держал в руках боксёрские перчатки.

“Вот дура! Забыла… Сейчас начнётся”, – Наташа покраснела.

– Это моё! – ответила она. – Да, я боксирую! Да, мне нравится! Да, после того случая! И больше мы об этом говорить не будем, – отстрелялась она, вскочила, выхватила перчатки и убежала в свою комнату, хлопнув там дверью.

Отец поглядел на свою руку уже без перчаток, пожал плечами и принялся убирать со стола и мыть посуду.

***

– Вставай, красавица, проснись! Там великолепные ковры, солнце, мороз и далее по тексту, – отворил отец дверь в комнату дочери. Он был бодр, улыбчив и готов к спортивным подвигам. – Хватит спать. Проспишь всю лыжную тренировку.

Наташа, со сна обескураженная таким напором, приподнялась на локте.

– Который час? – спросила она, заглядывая в телефон. – Только девять! Ещё и солнце никакого нет!

– Как раз появляется, – продолжал улыбаться отец. – У кого было планов громадьё, у меня, что ли? Отоспитесь на природе… точнее, дома поспишь, но уже после!

– Ты чего такой бодрый? – Наташа словно ватная, в пижаме, села на кровати, пытаясь распутать свою густую гриву.

– А чего мне не быть бодрым?

– Ну, вообще, да. У тебя ж всё хорошо и ты бегаешь по утрам, – ворчала Наташа, разгоняя сон.

– Всё, далее не докучаю. Кофе пойду сварю. Яичницу пожарить?

Тут Наташа оживилась – отец что-то такое делал с яйцами,  она так не умела. Очень вкусно у него получалось. Она кивнула.

К лыжной трассе подошли, разогретые быстрой ходьбой. Они хорошо смотрелись рядом. Отец Наташи был подтянут и строен. Тоненькая Наташа была хороша в новом лыжном костюме. Она привлекала мужское внимание в лыжных штанишках и яркой курточке. Зарумянилась и улыбалась радостной погоде.

В лесу почти никого не было, но лыжня была подготовлена.

– Наташ, смотри, – сказал отец, показывая движения. И тут же расхохотался, глядя на внимательное лицо Наташи.

Они начали тренировку. Отец сразу отметил серьёзное отношение дочери к каждому его слову и жесту. Она внимала и старалась. Никаких капризов и, тем более, истерик. Хотя ей было очень тяжело. От усердий стало жарко, и она сняла шапку и безрукавку. На лыжне ругала себя, иногда в гневе тыкая палкой в неглубокие сугробы. Но отцу слова поперек не сказала. Ей было тяжело, но она терпела. Терпеть она умела.

– Ничего, скоро домой поедем, – сказал, жалея её, отец.

– Только не надо меня жалеть. Сколько надо, столько и будем тренироваться.

– Так это, Наташ, хотелось, чтобы не пахота была, а катание, – улыбнулся он в ответ.

Они стояли среди припорошенного ельника. Было тихо, и лишь издалека доносился шум дороги. Пахло снегом. Тут заскрипело – в подъём лез лыжник. Парень технично скользил “коньком”. Казалось, он без особых усилий взлетел наверх. Тем не менее, на вершине он притормозил. Наташа критически оглядела его. Высокий, узковат в плечах, но, в целом, хорошо сложенный, с приятным румяным лицом. Её возраста, может, чуть старше. Заметив её взгляд, он улыбнулся. Приятно так улыбнулся. Наташа фыркнула и отвела глаза. Вскоре они с отцом тронулись в обратный путь.

***

Новый Год встретили вдвоём, наевшись, наговорившись всласть. А первого числа отец уехал.

Наташа вдруг ощутила одиночество. То есть, это привычное для неё состояние вдруг нагнало тоску. Она присела в любимое кресло почитать. Но не читалось.

Думалось про лыжи – завтра она снова пойдёт. Будет впахивать, хотя отец и не советовал.

В голову влез тот улыбчивый парень.

– Ну, конечно! – хмыкнула Наташа, скроив мину.

 

Утром не разлёживалась, побежала на лыжню. Разогревшись, полезла в тот самый подъём, коряво расставляя лыжи. Рвало грудь, казалось, что воздуха нет совсем, ноги налились чугуном до боли. А тут:

– Руками больше работайте, – голос за спиной.

Наташа обернулась. Конечно, он и есть. Улыбается. Наташа задыхалась, но ответила:

– Спасибо. Но я… как-нибудь сама… разберусь, – просипела она и продолжила ковылять. Но силы её покинули, она встала. Наклонившись, глотала воздух.

– Конечно, разберётесь, – парень объехал Наташу и притормозил рядом. Улыбался. “Чего вот ты лыбишься постоянно?”, – Наташа злилась.

– И чего тебе надо? Чего ты прицепился? – вдруг сказала она.

Парень, изумлённый таким порывом, всё с той же улыбкой глядел на неё. Потом он засмеялся. Взял и во весь голос заржал. И так у него естественно получилось, что Наташин гнев сразу весь и вышел. Она ещё попыталась удержаться в образе неприступной хамки, но не сумела и тоже улыбнулась.

– О! Сердитая барышня умеет улыбаться?

– Ещё раз назовёшь меня барышней, получишь палкой, – отрезала Наташа.

– Ага. А как разрешите вас называть?

– Наташа. И давай на ты, а то тошно и так.

– Договорились, – согласился парень.

– И вот чего ты улыбаешься? Как тебя звать-то?

– Афанасий, – сказал и улыбаться перестал.

– Круто. Этого мне ещё и не хватало. Афоня, выходит?

– Афоня, – он кивнул.

– Да ладно, чего там. Мы так и будем стоять? Мороз, вообще-то, – сказала она.

– А ты прямо позволишь с тобой прокатиться? – Афоня вновь задорно заулыбался.

– Если ты не прекратишь расшаркиваться, то мы тут же и разойдёмся, – отрезала Наташа. – Куда ехать, показывай. И как ехать – тоже.

Афоня настрой девушки принял и свою манеру тут же подправил. По-доброму и без подколов подсказывал и показывал – на лыжах он кататься явно умел. Наташа не взбрыкивала и внимательно училась.

– Тут непросто. Поедем? – спросил Афоня, когда они остановились перед табличкой: “Осторожно! Крутой спуск”.

– А чего ж, назад, что ли, поворачиваться… – буркнула Наташа неуверенно.

Афоня с прищуром глянул на неё.

– Сгруппируйся в приседе. Колея хорошая, ровная. Скорости не бойся. Я поеду, ты выдержи паузу и езжай. Готова?

– Угу, – ответила Наташа. Глядела вниз затравленным волчонком. Афоня кивнул и, толкнувшись несколько раз палками, умчался вниз. У Наташи перехватило дыхание, так быстро он удалился в точку. – Ладно, подруга, не дрейфь. Раз, два, три! – скомандовала она сама себе и поехала вниз. Набирая скорость, лыжи жужжали сильнее и сильнее. От ветра заслезились глаза, сбоку летели деревья. Лыжня была ровная и гладкая. Но Наташа, забыв от страха все советы, дрыгала корпусом и взмахивала руками, норовя завалиться в кусты. Тем не менее благополучно выехала на плоскую часть, где ждал Афоня. Смотрел с тревогой. – Нормально! Поехали, – сказала она, а у самой коленки дрожали.

Наташа уже совсем уморилась, но не признавалась. Только Афоня и сам сообразил. В её глазах поселилась усталость, она вяло шевелила руками и ногами. Он продолжал её вести, как бы ничего не замечая.

– Приехали, финиш. Ты молодец, – похвали он её, снимая лыжи.

– Чего, уже всё? – Наташа осмотрелась. – Устал? – прищурилась в сторону Афони.

– Есть немного, – ответил он.

– Эх, а можно было бы и ещё покататься, – сказала Наташа и сама испугалась – вдруг согласится.

– Да ладно тебе. Хватит.

– Так считаешь? Ну, раз тренер сказал…

Он предложил её проводить до дома, она не возражала. Возле подъезда они распрощались, хотя Наташе очень хотелось позвать его на чай. Но удержалась. Когда открыла дверь в квартиру, вдруг вскрикнула:

– Дура! – телефонами-то они не обменялись. – И чего теперь делать? – она села на тумбочку и задумалась.  “А ничего! Раз он такой умник, на фиг он мне сдался! И правильно, чуть уже парень увязался, сразу и поплыла. А ему что? Прокатиться с девчонкой, покрасоваться и слинять. На кой я ему сдалась? Поделом! Слава богу, что хоть так разрешилось”, – Наташа сидела одетая в прихожей и размышляла.

После хорошей нагрузки отдых кажется раем. Простые удовольствия работают безотказно.

Но вот вечером снова подступила хандра. В голову постоянно лез Афоня с его неизменной улыбкой и уверенным голосом.

– Гори оно огнём! Надо мне это всё? – ругала себя вновь, пытаясь встряхнуться и обрести спокойствие. Но всё было тщетно, образ Афони преследовал и не отпускал. Ворочаясь с боку на бок на ставшей сразу неуютной кровати, Наташа решила, что завтра она вновь пойдёт на лыжню, невзирая на боль в мышцах. Приняв решение, кое-как успокоилась и заснула.

***

Не учла Наташа гнилость зим последних лет. С утра заморосил дождик, погода расклеилась, наползла кислая оттепель. Наташа наплевала и пошлёпала по лужам с лыжами наперевес. Людей и на улицах было мало, а в лесу Наташа оказалась в гордом одиночестве. В лесу снег ещё держался, хотя отовсюду капало и пахло мокрыми ёлками. “И где его тут искать?”, – начала раздражаться на себя, погоду и Афоню Наташа. “Фиг он придёт кататься в такую погодку. А я припёрлась, как дура!”

Уморившись, употев и промокнув до нитки, она, наконец, бросила свои безрезультатные поиски. Шла домой с мокрым и сердитым лицом, проклиная всё на свете.

Только повернула к своему подъезду, а тут он и стоит, Афанасий.

– Вот ты даёшь! – удивился он, тоже изрядно намокший в цивильном пальтишке.

– Здрасте! – Наташа шмыгнула носом, злая, не верила своему счастью. – И где ты был?

– Я? – Афоня растерялся. – Дома был… потом дела всякие. Я ж это… – он улыбнулся мокро, потрогал себя за загривок, –  забыл телефон взять. Как дверь в подъезд закрылась, так и понял. Вот, решил, покараулить, вдруг выйдешь… Повезло.

– И давно стоишь?

– Да нет, часа два.

– Ага, как я вышла, значит. Всего ничего, действительно. И чего теперь делать? – спросила Наташа. Она замёрзла и начала клацать зубами.

– Ну, для начала тебе нужно в горячий душ, и чай. А уж потом можно и в кино.

– О, даже культурная программа! А если я откажусь?

– От такого не отказываются. Давай, шустрее дуй домой, а то, вон, синева нездоровая проступила уже, – сказал он. И как-то у него получилось не нагло, не фамильярно, а как надо. Наташа удивилась.

– А ты чего, тут будешь куковать?

– А что мне? Два или три часа – какая разница. Кино вечером, успеем.

– Ты ещё и без машины?

– Угу, – ответил Афоня.

– Вообще отлично, – голос у Наташи уже дрожал. – Ладно, пойдём. Дома у меня подождёшь. В прихожей! – добавила после паузы.

– Прямо в гости вот сразу?

Наташа смерила его оценивающим взглядом.

– Будешь кочевряжиться, не пойду ни в какое кино.

– Ага, понял, – он перехватил у неё лыжи и придержал дверь в подъёзд.

Они поднялись на шестой этаж, зашли в квартиру. Наташа плюхнулась на тумбочку.

– Ффух! Устала я. А всё из-за тебя!

– Вот это номер! Это ещё почему? – Афона не разглядывал прихожую, он разглядывал Наташу. Можно сказать, любовался.

– Потому! – ответила Наташа, разуваясь и откидывая мокрую прядь с лица. – Ну, ты чего, правда, что ли, в прихожей будешь торчать? Чаем-то тебя угощу, так и быть. На вот, тапочки.

– Ты гостеприимна, – сказал Афоня. Наташа взглянула на гостя, подбородок острый торчал, как копьё.

– Афонь, вот ты чего выпендриваешься?

– Кто? Я?

Наташа замахнулась на него тапочком и, бросив тапок на пол, ушла в душ.

Когда она вышла, Афоня всё так же сидел в прихожей. Правда, переобувшись в тапочки и сняв пальто.

– Хочешь сказать, даже тут не лазил, не смотрел ничего? – спросила она, расчёсывая волосы.

– Я, поражённый твоим доверием, и шагу боюсь ступить.

– Вообще, это правильно, – Наташа одобрительно кивнула. – А охота?

– Чего? – Афоня всё сидел, смотрел снизу вверх.

– Посмотреть, как живу?

– До жути!

– Ну, пройдись, погляди. Секретов у меня никаких вроде нет, – Наташа задумалась. – Вот, руки можешь для начала помыть, – пригласила она его в ванную.

– О, спасибо. Руки – это обязательно, – сказал он уже из ванной.

Наташа быстро шмыгнула в комнату прибраться.

– А полотенце какое-нибудь можно использовать? – спросил громко Афоня.

– Синенькое бери, – ответила Наташа, выходя из комнаты. – Ладно, пойдём на кухню. Чай будем пить. Хотя мне похрумкать бы чего-нибудь теперь, – Наташа была в спортивной костюме, вся домашняя и мягкая. Афоня всё поглядывал на неё. Украдкой.

– А экскурсия?

– А – ну походи пока, погляди. Я пойду к чаю соберу.

Чуть позже он заявился на кухню. В руке боксёрские перчатки. Наташа закусила губу.

– Надеюсь, не твоё? – спросил Афоня. Что-то новое сквозило в интонациях, такого Наташа ещё не слышала.

– Ага, парня моего, – буркнула Наташа. Помолчала и добавила, – Бывшего.

– Слава богу, – выдохнул Афоня, присел за стол, перчатки положил.

У Наташи пересохло во рту, в груди забухало.

– Слава богу, что бывшего? – слова слетали сами, в голове крутилось другое.

– Да не… Слава богу, что не твои, – и куда-то подевалась улыбка, Афоня стал разом скучный и серьёзный.

Засвистел чайник, рассёк повисшую тишину. Наташа осторожно разлила заварку.

– Хуже нет для меня, чем когда девчонки лупят друг друга, – Афоня смотрел в чашку, дул на воду. – Поэтому я так и напрягся, – Афоня вроде как оттаивал и вроде как извинялся.

Наташа, пытаясь унять внутреннюю бурю, отхлебнула чай. Готовила слова.

– Извини, – попросил он. – Точно не боксируешь? – Афоня шутливо принял стойку, взмахнул рукой разок-другой.

– Да чего я, ненормальная, что ли? –  и опять она хотела сказать совсем другое. “Это всё улыбка его дурацкая…”

В кино они тогда так и не пошли. Но ничего и не было. Наташа из задумчивого состоянии так не вышла, Афоня был достаточно умён, чтобы не настаивать. Эмоции свои он приструнил, и тихо удалился. И непонятно было обоим, будет ли чего ещё.

“Непростая девчонка”, – подумал он, когда ждал лифта. Выбросил билеты в урну и пошёл, насвистывая, домой. Жили они в одном районе.

А Наташа сидела на кухне, нахмуренная. Тыкала в телевезионный пульт, щёлкала программами, в чехарду телевизионную не вникая. Взгляд её упал на перчатки – они так и лежали тут, на столе. Она отложила пульт, взяла их в руки. Морщины разгладились, она потыкала перчатками легонько в подбородок.

– Но ведь ему же необязательно обо всём знать, – улыбнулась хищно. – Хуже нет для него! Подумаешь… – фыркнула, и сердитая гримаска опять возникла на её миловидном лице.

***

Они не торопились. Приглядывались и осторожничали, будто прощупывая друг друга. Словно ожидали подвоха. Афоня не форсировал, был спокоен и уверен. Наташа не капризничала, но и повода для продвижения не давала.

А Нинка сразу почуяла. Затыркала Наташу вопросами. Наташа поразмыслила и рассказала всё начистоту. Не любила она всю эту болтовню, но поделиться было охота.

– Странно… – Нинка слегка нахмурилась, постукивала пальцами по столу. Сидели в кафе, тянули чай. – Может, женатый?

Наташа, прикрылась чашкой, пожала плечами.

– А ты дома была у него?

– Пфф…

– Не, Наташ, явно что-то не то, – продолжила барабанить пальцами подруга, раскидывая в уме и так, эдак. – Уж сколько?

– Месяц

– Во! Месяц, а ни разу домой к себе не позвал. В кино разок только и ходили.

– И в театр! – сказала Наташ громко.

Подруга махнула рукой.

– А ты это… про бокс сказала ему? –  спросила. И не злорадствовала Нинка, нет. Наташа услышала сочувствие. Тут Наташа совсем запряталась, стала выравнивать салфетки на столе. Качнула слабо головой. – Не одобряет? – догадалась Нинка. Наташа, красная, также слабо и кивнула. – Ну, подруга…. Ясно всё с вами, – Нинка откинулась довольная, будто решила трудную задачу. Улыбалась. Наташа подняла на неё горящие глаза. – Вариантов тут два. Если он тебе нравится, конечно… – мельком взглянула на Наташу. – Ну, тут всё понятно… Так вот. Либо ты бросаешь бокс. Либо всё рассказываешь. Сейчас же. Пока ещё не погрязла во вранье. Ведь уже приходится врать, да?

Наташа затеребила салфетку.

– Нин, не могу я бросить! Я ж зарок дала… ты же знаешь…

– Зарок… Так скажи ему, Афоне своему… дал же бог имечко, – усмехнулась.

– И сказать не могу, – почти прошептала Наташа.

– Ну… тогда я умываю руки

Наташа словно потеряла последнюю опору. Нинка ещё что-то говорила, а Наташа увязла в ватной тишине.

– В апреле будет бой, потом брошу, – сказала она.

– В апреле?! Ты, Наташка, ненормальная… – Нинка, выпучив глаза, покрутила пальцем возле виска.

***

Наташа встала раньше, хлопотала на кухне. Афоня, умывшийся, но всё равно заспанный присел рядом, поглядывал на неё без привычной улыбки.

Сразу всё изменилось. Они не говорили о ночи, лишь во взглядах сквозило что-то. Афоня вытянул ноги по-домашнему, растянулся на маленьком диванчике. Наташа, необычно говорливая, готовила сырники. Иногда оглядывалась, и в глазах играли весёлые огоньки.

Когда сели завтракать, она продолжала скакать: то сметанки, то чайку, то сырник свежий, с пылу. Афоня и не сопротивлялся особо такому ухаживанию.

Вдруг раздался стук в дверь – звонок у Наташи не работал – и глухой мужской голос. Наташа затихла, повернула голову в сторону прихожей, а рука с вилкой безжизненно опустилась в тарелку.

– Кто это? – спросил Афоня.

Наташа лишь пожала плечами. Встала и вышла из кухни, прикрыв дверь. Послышался её приглушённый голос. Она что-то спрашивала. В ответ только сильнее загрохотали в дверь. Она открыла. Афоня услышал обрывки фраз и слов, возбуждённый мужской голос (обладатель был явно нетрезв) и вразумляющий Наташин.

Наташа, держась за дверь, сдерживала напор небритого парня с загулявшими и буйными глазами.

– Чего тебе надо? – она, стараясь глушить бешенство, шипела на него.

– Мне тебя, Натаха, надо! – тот рвался нерешительно, но его останавливали злые Наташины глаза.

– Отдай ключ от прихожей и вали отсюда, – гнала она его, с опаской поглядывая за спину. – Петров, ты ж знаешь, я сначала изувечу тебя, а потом полиции скажу, что ты приставал. Они же мне поверят… а у тебя ещё и репутация…

Петров при упоминании полиции разом присмирел. Он, похоже, вообще не рассчитывал на отпор. А может по пьяной лавочке завернул случайно. Наташа уже почти вытолкала его, уже забрала ключ, когда из кухни вышел Афоня.

– Наташ, помочь?

Петров, словно почуяв кровь, распахнул дверь обратно.

– Опа-на! Хахаль, значится, у нас появился? – на лице расползлась кривая улыбка.

Наташа на миг растерялась, ослабила хватку, и Петров ввалился в квартиру.

– Наташ? – Афоня глядел на подругу, будто ждал от неё разрешения. Застрял в нерешительности.

– А, или это мальчик для битья, а? – прогундосил Петров. – Отрабатываешь на нём двоечки и прямые, а? Не хлипковат, не?…

Наташа, словно очнувшись, сильно пихнула Петрова. Тот покачнулся на выход. Улыбка сползла, он заткнулся.

– Ну, ладно, ладно, чего ты… пошёл я… – он, действительно, двинулся на выход. – Боксёрша, ты это… про бой-то не забудь, – напоследок выдавил из себя гнусный смешок.

Наташа захлопнула дверь. Привалилась спиной и уставилась со страхом на Афоню.

– Значит, твои перчаточки всё же, – глухим голосом сказал Афоня и пошёл в комнату.

Минут через пять он вышел одетый, стал обуваться. Наташа лишь пододвинулась, чтобы не мешать. Закусила губу, смотрела дикими глазами.

Афоня оделся, открыл дверь, вышёл. На пороге замер на секунду.

– Ну пока, – и закрыл за собой дверь.

Наташа стояла, прислонившись к двери. Глаза были закрыты, а руки висели плетьми.

***

Оба они были гордые. Наташа умывалась слезами, глядя, как напирает весна за окном, а рядом томятся бесхозные теперь лыжи, и молчала. Не было никаких сигналов и от Афони.

Проклюнулись первые листочки, когда за ней приехал Петров. Накануне плюхнул в телефон сообщение “Пора”. Она и сама знала, что завтра срок. Приготовила форму, уложила перчатки. Вздохнула.

Вышла из подъезда, поискала глазами машину Петрова. Тот помахал ей рукой. Перекинув сумку через плечо, в узеньких джинсах, в мешковатой кенгурке, стройная и крепенькая, она пошла к машине.

Как раз из-за поворота вынырнул Афоня. Был он выглажен и прилизан, только в глазах засела старая печаль. Шёл с цветами. Букет вместе с рукой опустился, когда он увидел, как Наташа подходит к Петрову и его машине. Внутри всё оборвалось, Афоня развернулся и квёлой походкой поплёся прочь.

Только недалеко ушёл, за углом томились скукой и бурлящей весной местные ребятки, завсегдатаи пивняков и подъездов, местных детских площадок и ларьков. На чистенького парня, да ещё и с цветами радостно среагировали.

Пока положили сумку в багажник, пока Наташа усаживалась, а Петров хмуро докуривал сигарету, прошло минут пять. Когда они поехали, драка уже была в разгаре. Ну, как драка? Пихали злого, но вялого Афоню друг к другу, отпуская гнусные шуточки.

Наташа, уставившись в окно – лишь бы не видеть постылой физии Петрова – увидела знакомую, такую милую ей фигуру. Глаза её расширились.

На ходу открыла дверь, выпрыгнула из машины. Петров дал по тормозам. Наташа с ходу налетела на гопников, вмазывая одному, другому с лёту. Обернувшись, засадила и третьему. Четвёртый, возле которого уже завалился помятый Афоня, замер статуей. Вокруг взбешённой фурии валялись, постанывая, парни. Наташа присела к Афоне.

– Давай, давай! Всех избей… боксёрша, – Афоня сморщил подбитое лицо.

Наташа встала, и пошла обратно к машине. Петров, глядя на всю эту сцену, кисло сплюнул и залез обратно за руль. Наташа, не оборачиваясь, села рядом.

ВАЖНО:

Заявки на публикацию своих произведений в журнале «Новая Литература» направляйте по адресу NewLit@NewLit.ru (тема: «От автора»), вложив в письмо ссылку на свое произведение, опубликованное на NOVLIT.ru.

Обратите внимание: журнал «Новая Литература» не принимает к публикации произведения с других сайтов, кроме http://novlit.ru/.