– Аристарх Эдуардович, а я сегодня гремлина видел!

Сорванец Переводчиков сидел у окна, на первой парте. С самого начала урока было заметно, что мальчишке непросто усидеть на месте. Когда 4й класс влетел в кабинет и рассыпался по своим местам, Алешка Переводчиков бросил свой рюкзак у ножки стола и сел, сверля меня глазами. «Неужели домашнее задание сделал?» – подумал я сначала. И, только я собрался начать урок, как он выдал:

– Аристарх Эдуардович, а я сегодня гремлина видел!

– Hello, Aleksei. In English please.

– I saw Gremlin yesterday evening!!!

– What? What do you mean?

– Ну… это… I saw Gremlin. He go… He rans…бежал так быстро!

Эх, Лешка, ты неисправим.

– I saw a gremlin yesterday. He ran very fast. – поправил я машинально.

– Точно! Я вечером шел домой. После тренировки. А он из-за кустов как выскочит! Через двор перебежал и в подвал спрятался!

– Describe him in English. What did he look like? How tall is he?

– Ну…. He was very fast. He was very hairy. And he wasn’t tall. Он такой прикольный!

– Very good, Aleksei, it is perfect description.

Пока класс не разбушевался и ребята не начали острить без остановки, я дал им небольшой тест, и они уткнулись в листочки, старательно выполняя задание.

Все-таки повезло мне с учениками. Молодцы, светлые головки, живые умы. Мой любимый класс. Даже Лешка Переводчиков – шут, хулиган, рыцарь и начинающий хоккеист. Он может не вовремя рассмешить класс, и их придется успокаивать, но он никогда не сорвет урок и не позволит себе хамства. А английский… Английский мы с ним подтянем, благо, интерес к языку у него появился.

А дальше рабочий день потек в своей обычной суете. Еще четыре урока, потом совещание. И, наконец, я занялся проверкой тетрадей за своим столом в уголке учительской. Уже ближе к трем я собрался уходить, но в учительскую ввалилась наша «активная группа» с тортиком и шампанским: Физкультурница, Учительница по ИЗО, Певичка, и начали накрывать стол, готовиться к чествованию «новорожденной» Лидочки, нашей биологини. Скоро в помещение вплыла и сама Лидочка, остановилась посреди комнаты, повела светлыми очами, старательно не замечая меня, и направилась к своему столу, где уже стояли бокалы, а Физкультурница нетерпеливо крутила в руках бутылку шампанского.

Я понял, что с проверкой тетрадей пора заканчивать. И оказался прав:

– Аристаша, ты с нами? Лидочка без тебя скучает! – Это Светка, Светлана Алексеевна, ИЗО. Лидочка, будто негодуя, пихнула Светку локтем в бок, успев бросить на меня взгляд, и они захихикали, прикрывая рты согнутыми в ковшик ладошками. Ей богу, старшеклассницы из не самого благополучного 11го Б и то ведут себя более по-взрослому…

Поневоле, мысли мои обратились к тому светлому, что делает жизнь мою интересной и насыщенной, к моему лучшему другу Саше, к Александре. Это самый близкий мне по духу человек, если не считать бабушки. Ну, и мамы, конечно… Хотя, мама…. С мамой не все так просто…

А вот Сашенька! С кем еще можно беззаботно прогуливаться по строгим и таинственным Линиям её родного Васильевского острова и обсуждать проблемы методики преподавания английского языка. И спорить, спорить, в самом высоком значении этого слова, стоя у дверей ее парадной, в самом дальнем углу зеленого дворика, где на газоне под ее окнами растут огромные садовые ромашки. И на прощение – пожать ей руку и посмотреть в глаза. А убедившись, что она вошла в парадную, развернуться и пойти проходными дворами на 3-ю Линию, сберегая в памяти моменты нашей встречи.

Размышления мои прервал звонок мобильника. Я встал из-за стола, кивком головы принес извинения празднующим коллегам и вышел в коридор. Выходя, я успел заметить, как Лидочка со Светкой недоуменно переглянулись и опять захихикали.

(найти, кого из известных исторических персонажей-женщин он поставил на вызов Саши)

– Ну что Аристофан Макарыч, как твоя Республика ШкИД? – голос, наполненный интеллектом и добротой, принадлежал Саше-Александре.

– Привет, моя Ксантиппа! – брякнул я первое попавшее на язык, о чем тут же пожалел.

– Ксантиппа?! Но, мы с тобой и не женаты вовсе? А! Это намек? С ролью сварливой женушки я справлюсь! Когда сватов будете засылать, барин? – Саша-Александра оседлала своего любимого конька. Господи, ну почему даже у самых умных, рассудительных представителей женского племени не обходится без намеков на замужество? Разве это в жизни главное?

– Ладно, Аристашенька, свадьба откладывается. Не желает ли сударь прогуляться по Линиям?

– С превеликим удовольствием! Тема прогулки? – поддерживал я тон разговора. Иногда мы с Сашей-Александрой затевали игру: кто-то из нас придумывал тему для прогулки – это могла быть поэзия Серебряного века, причина поражения Наполеона, лингвистика через призму когнитивистики и нет тому конца. Сегодня тему задавала Саша, и я должен был успеть подготовиться.

Саша-Александра ответила, не задумываясь: – Славянская и Финно-угорская демонология!

Да, широк круг интересов у моей визави. Надо сказать, что при выборе тем у Саши-Александры всегда прослеживались ассоциативные связи. Гуляя золотой осенью по Румянцевскому скверу, мы обсуждали Андрея Белого, Максимилиана Волошина и Александра Вертинского. А если Саша после своих уроков в ЛГУ на прогулку приходила еще не остывшей от праведного гнева, то темой само-собой выбирались «Проблемы преподавания иностранных языков детям с особенностями умственного развития».

Что же определило ее выбор на сей раз? Признаться, мне самому интересна эта тема. Не как приложение основных умственных сил, а как бы сказать… факультативно, для интеллектуального отдыха. Как-то раз мне на глаза попалась статья о том, что Александро-Невская Лавра построена на месте языческого капища. И я подумал, что это могло быть не просто борьбой новой веры со старым культом. Это мне показалось похоже на борьбу страждущих у живительного источника. А как этот источник назвать – намоленное место, точка силы, геомагнитная аномалия – не столь уж и важно.

– Аристарх, что бы ты подумал…, если б я сказала тебе…, что я видела что-то……, что не укладывается в рамки обыденного?

Я озадаченно почесал рубашку на груди, раздумывая над ответом:

– Не помню такого фильма.

Саша слегка опешила и даже остановилась:

– Какого фильма?

– Реплику героя которого ты только что спародировала. Тяжело для восприятия и не похоже на тебя.

Да, ты прав. – Сказала Саша-Александра и мы двинулись дальше по набережной, мимо памятнику Трезини, одетому в драный пуховик, к Академии Художеств.

– Я видела, как непонятное существо забиралось в подвальное оконце. И это была не кошка, а нечто заметно крупнее. Размером с годовалого карапуза.

– Но ведь беспризорников такого возраста быть не может…. Они не выживут на улице. – ответил я.

– Аристаша, ну ты что, какие дети? С детьми его роднит только размер. Он… Оно было все волосатое. Невысокое, не выше урны, наверное…Я даже не уверена, была ли у него обувь… А еще…

Тут Саша смущенно прыснула, прикрыв рот ладошкой, совсем как наши «звезды» сегодня в учительской:

-Еще у него не было штанов!

И опять: «Хи-хи!». Эх, Саша-Александра….

– Оно так смешно забиралось! Подпрыгнуло, ухватилось за край окна, подтягивается, а ножками все скребет по стене, оттолкнуться хочет. Так забавно: «шарк-шарк, шарк-шарк!». Собаки так дергают задними лапками, если им животик почесать!

– Саша, а ты не допускаешь, что это могла быть сбежавшая обезьянка, например?

Немного помявшись, Саша продолжила:

– Знаешь, Аристарх, я сама себе уже не верю, но, когда эта условная «обезьянка» забралась на окошко, то развернулась в мою сторону и подмигнуло мне, отряхивая ладошки, хитро так… А потом сказало: «Прыг!» …и спрыгнуло в подвал.

Живо обсуждая происшедшее с Сашей, мы и не заметили, как пересекли Большой проспект. Миновали Андреевский собор и завернули в уютный двор, где под опекой старых стен спряталось небольшое кафе. Мы уселись за столик на террасе и начали штудировать источники: довольно толковую «Энциклопедию русских суеверий» некой Марины Власовой и «Очерки русской мифологии» нашего земляка Зеленского.

Овинник, который долго удерживал наше внимание, вскоре отпал. Он хоть мог оборачиваться громадным черным котом с горящими как уголья глазами, чаще представал в образе обычного человека, но с всклокоченными «дымными» волосами.

Анчутка, мелкий водяной черт, не подошел тоже. «Ну не было у него ни рогов никаких, ни копыт!»

Долго с Сашей-Александрой мы вчитывались в главу о шишиге – это «…Маленькое, горбатое существо, брюхатое, холодное, с сучковатыми руками. Считалось, что она ходит голой со взъерошенными волосами, набрасывается на зазевавшихся прохожих и тащит их в воду, приносит беду пьяницам…». Учитывая, какого рода человеческие особи проживают в некоторых старых районах, не мудрено, что стали появляться шишиги.

Однако Саша отвергла и этот вариант: «Чувствую, что не она». Как тут поспоришь?

Позже, когда мы выпили чайник чая и съели по второму пирожному-«картошке», Саша надолго уткнулась в свой планшет.

Я откинулся на спинку плетеного кресла и думал, насколько же удивительна наша жизнь: еще сегодня утром я вел урок с моими любимыми оболтусами, потом сбегал из учительской от хмельных учителок, чтобы спокойно поговорить по телефону, не давая им повода хихикать после каждой моей фразы.

И вот, теплым весенним вечером того же дня, мы сидим с Сашей-Александрой в тихом дворике и за чашкой чая изучаем славянские суеверия, поводом к чему, по утверждению Александры, явилась вполне реальная встреча.

– Аристашик, почитай.

И Сашенька протянула мне через стол свой планшет. Первым я увидел заголовок: «ДОМОВОЙ, ДОМОВЕДУШКА, ДОМОЖИР, ДОМОСЕДУШКО — дух дома, «хозяин» двора и дома.»

– Вот здесь читай, с этой строки. – ткнула пальцем в экран Саша.

Что ж, читаем: «…верили, что облик домового бывает весьма разнообразный. Во многих местах толкуют, что он не имеет своего вида, а является в том или другом образе, какой ему вздумается принять: в образе человека, покрытого шерстью (чаще всего), черной кошки, собаки. Часто домовой — человек, очень маленького роста, обросший шерстью, мохнатый; седой старик, покрытый шерстью.»

-Домовой? Что ж, интересно, хотя и странно… Я не большой знаток славянских суеверий, но мне кажется, что Домовой отвечает за дом. Для чего ему бегать по общим дворам и подвалам?

Саша-Александра сидела и слушала меня: локоть правой руки на столе, подбородок уперся в ладонь. Отсутствующий взгляд обращен в сторону, на двух ворон, которым что-то понадобилось в луже неподалеку.

– Не веришь? – произнесла она с хорошо заметным вызовом.

Одна ворона, стоя по середину лапок в луже, опускала в воду клюв, и короткими, резкими движениями двигала им из стороны в сторону, туда-сюда, туда-сюда… Вторая пристально наблюдала за своей товаркой то одним, то другим глазом.

Незаметным жестом я запустил кончики двух пальцев в вырез рубашки и легонько почесался. К тому же это давала время подумать перед ответом.

– Тебе верю, Сашенька. Верю, что имела место некая странная встреча. Но уж слишком сказочно всё это выглядит… Давай, поподробнее и еще раз. Чтобы от твоего рассказа у меня появился зрительный образ, чтоб я почувствовал атмосферу того вечера.

– Аристарх Эдуардович Ковалевский, уж не изволите ли Вы издеваться надо мною? И, кстати, я не говорила, что это был вечер. Хорошо… Дело было, действительно, вечером. Я возвращалась с работы часов в шесть вечера. Погода радовала, и я решила не спешить. Вышла на набережную. Милый майский вечер. Такие вечера чаще бывают в первой половине июня. Воздух теплый и, при этом, свежий. Я думала пройтись до Стрелки, чтобы полюбоваться на Петропавловку, но, ты же знаешь, я не очень люблю то пустое холодное пространство перед Биржей. Наверное, оттого что этот сквер спроектирован в 1920-х годах – по-советски простой и строгий, но и бездушный какой-то… Впрочем, я отвлеклась. С набережной я ушла в Менделеевскую линию и двориками-улочками вышла к Тучкову переулку. Шла, мечтала ни о чём… Глядела по сторонам… Я же с рождения живу в старом Городе, но по сей день не перестаю восхищаться непарадными кварталами.

Здесь диссонанс помогает построить гармонию: вдоль улицы выстраиваются дома высокие, в целых пять этажей, и двухэтажные малыши с огромной аркой, ведущей во двор. Скромная стена, покрытая синеватой, некогда нарядной краской, соседствует с фасадом, похожим на мокрую медвежью шубу – буро-бежевые лохмотья торчат слипшимся волосом, а покрытые толстым слоем пыли квадратные окошки напоминают серую шкуру зверя… Дождевая вода с ничем не примечательного на первый взгляд балкончика стекает на прохожих через открытый клюв грифона. Тут невысокий двухэтажный оштукатуренный особнячок с завитушками вокруг окон опирается на заботливо подставленное плечо соседа – модЕрнового красавца, сверкающего белой и голубой плиткой цокольного этажа. А ведь сто лет назад особнячок, тогда еще крепкий, зажиточный купчина, искоса поглядывал на рождающегося соседа – любимого сыночка какого-нибудь стального магната или владельца мануфактуры.

И все эти дома и строения, особняки и домики силуэтами своими напоминают нотные знаки, и нет среди них ни одного фальшивого звука. Иногда один из домов отступает в сторону, и мы прикасаемся ко второму уровню таинства – старые дворы.

– Сашенька-Саша, душа моя, а про таинственную встречу в этой прекрасной увертюре что-то будет?

– Ах Вы, грубиян! Аристарх, сам же просил: подробный рассказ, атмосфера… Так что – внимай!

Я опять легонько потер грудь пальцем, заодно незаметно поправив амулет под рубашкой, и стал слушать дальше, совсем не без удовольствия.

– Старые дворы… Фу, можешь ты быть противным, Аристашка, весь настрой сбил. Получай теперь только сухие факты. С Тучкова я повернула направо и пошла по направлению к 1й и Съездовской. И между домами я увидела маленький дворик, с цветничком. Цветник совсем не большой, он прижимался к брандмауэру с левой стороны двора. Я толкнула дверцу в ограде и вошла. Какая красота, Аристарх! Майские цветы! Анютины Глазки по краю, как оборка на легком платье. За ними ромашки с желтыми лепестками, забыла название, дороникум, вроде бы. А тюльпаны, тюльпаны! Нежные, яркие – розовые, алые, с мохнатыми лепестками и гладкие!

Так, неспеша, я и шла вдоль этого великолепия, пока не уперлась в куст за цветником. Я такие кусты помню с детства – у них листики кислые, как у щавеля.

А за ним, в самом дальнем углу дворика, был проем в стене. Представляешь, Аристарх, я его никогда не замечала, а ведь проходила мимо не раз… Проем неширокий, как дверь черного хода, только верх полукруглый…

– Свод арочный, – не удержался и уточнил я.

– Не занудствуй, Аристаш, слушай. По этому проходу я шла как археолог по коридору старой крепости! Он оказался довольно длинным, шагов пятнадцать, и немного изгибался вправо.  И вышла в маленький дворик. Знаешь, что интересно? Мне подумалось, что я должна была выйти на Съездовскую, а тут – дворик! Аккуратный такой, вымощен брусчаткой, а в середине – фонтанчик в виде чаши, и, представляешь – льется вода! Кустики вокруг фонтана. Вот из-за них Он и выбежал. Перебежал дорожку между кустами и стеной дома, взобрался на карниз подвального окна и… ну, а дальше я тебе рассказывала.

Одна ворона, та, которая наблюдала, улетела: сделала три прыжка в сторону от лужи, грузно подпрыгнула, в самой высокой точке прыжка оперлась крыльями на воздух, взмах, еще взмах, еще один, и вот она уже на колокольне Андреевского собора.

Грудь в районе амулета стала зудеть чуть меньше.

– Мне нужно подумать, что тебе ответить, Сашенька-Саша. Не хочу обидеть тебя своим недоверием…

Ворона, та, что осталась, отвлеклась от поисков. Подняла голову и повернула клюв в мою сторону, будто прислушиваясь – что же я отвечу Саше?

– Встретимся завтра. Уроки у меня до полудня, и я тебе сразу позвоню. Хорошо?

Саша смотрела на меня со странной смесью вызова, надежды и готовностью обидеться.

– Да, Аристарх, хорошо… Я завтра выходная. Высплюсь, и буду ждать твоего звонка.

– Договорились, Саша-Александра, пойдем, я тебя провожу.

Ворона, видимо, тоже удовлетворилась таким решением. Перестала на нас глазеть. Взлетела прямо из лужи и направилась куда-то в сторону Тучкова переулка.

Зуд под рубашкой прекратился, мы встали из-за столика, расплатились и вышли на Большой проспект.

По пути до Сашиного дома мы болтали о нашей работе. Она сокрушалась, рассказывая о балбесах-дипломниках, приходящих к ней на консультацию в состоянии «the morning after». Я же с удовольствием делился успехами своих одиннадцатилеток.

Вот и заповедная улица Репина. Сашин дом. Пожав мою руку, Саша скрылась в парадной, а мне нужно было сделать еще одно дело.

Быстрым шагом я прошёл до Большого. Вскоре я уже был на Кадетской, а с неё свернул в сторону Тучкова переулка. Вот и цветник за маслянисто-черной оградой. Действительно, очень милые цветочки. Куст в углу. За кустом, конечно же, никакого прохода не было. Мне и не надо. Я обошел куст, дотронулся до стены и… оказался в дворике с фонтаном. «Ошка-Лохмач! Покажись» – выкрикнул я, машинально потер грудь под рубашкой и поправил медальон.

Озорной скрипучий голос донесся до меня сразу со всех сторон:

– Ваше благородие, людей разбудите…

– К чему эти отговорки, Лохмач… Меня можно провести обычным мороком?

– Ну что вы, Ваше святейшество, это я так, пошутковать…

И дворик начал исчезать. Нет, конечно, стены домов никуда не пропали, как и брусчатка. Но по фасадам вдруг пошла волна, будто они нарисованы на театральном занавесе. Волна перешла в мелкую рябь, потом все стихло, и показался истинный вид дворика: глухие стены со всех четырех сторон, никаких окон. В пятнах отвалившейся штукатурки виднелась кирпичная кладка. В центре дворика остались кусты, а вместо фонтана – скамейка.

На скамейке сидело странное существо. Более всего оно походило на заросшего дикой шерстью ребенка. Черные, спутанные волосы как начинали буйной гривой расти вокруг головы, так и продолжались до колен. Волосом поросло все: шея, плечи, спина, грудь. От колен до щиколоток белела голая кожа ног, а ступни опять скрывала поросль короткой, но густой шерсти.

Незаросшими по какой-то неведомой причине оставались только руки от самых плеч и лицо.

Лицо было бы почти человеческим, если б не длинный нос, цветом и формой напоминающий баклажан. Этот нос очень ясно выражал эмоции своего хозяина: он вытягивался строго вперед и мелко подрагивал от возмущения (подлинного или мнимого), в глубокой печали или в тяжелой обиде он обмякал и свешивался ниже острого подбородка, в моменты хорошего настроения он изгибался дугой и кончик его гордо торчал вверх.

Сейчас нос пребывал в нейтральном положении, то есть был чуть опущен к подбородку.

Ошка спрыгнул со скамейки на землю и обозначил мне легкий полупоклон:

– Ваше сиятельство, мое почтение вот, как видите – все прибрано, по одному щелчку ваших пальцев, по одному движению брови, по…

– Лохмач, останови этот балаган.

Нос его начал сдуваться и обвисать:

– Как скажете, кронпринц…- он щелкнул пятками, за неимением каблуков, сцепил руки за спиной и опустил голову.

О, Господи, вздохнул я про себя, и это существо из древнейшего рода…. Его деду и прадеду оставляли дары местные охотники, рыбаки и земледельцы еще до того, как Сварог плугом провел борозду от Ладоги в Котлино Озеро…

– Садись рядом, Лохмач.

Я сел на скамейку, локтями оперся на колени, положил подбородок на сложенные ладони. Сбоку от меня устроился Ошка-Лохмач. Короткие его ноги не доставали до земли, и он забавно болтал ими. Руками же гнул и завязывал в различные узлы какую-то веточку.

– Интересная у Вас дама, предводитель, – начал Ошка. От шутовской манеры не осталось и следа. Он говорил спокойно, рассудительно, будто и не изображал только что Кота-Бегемота. – Есть в ней что-то.

– Да, она хороший человек. К тому же интересный собеседник, добрый друг.

– Я не про то, Ваше сиятельство. Есть в ней что-то. Сила, дар, назовите, как Вашей бессмертной душе угодно.

Несмотря на крайнее любопытство, которое вызвали у меня слова Ошки, я оценил иронию момента: я сижу в как-бы не существующем дворике, на одной скамейке с мифическим существом, и слышу от него упоминания о бессмертной душе… Воистину, чего только не может быть в Граде-Питере.

– Лохмач, откуда такие мысли? Я б тоже заметил, правда? Даже и без амулета смог бы почувствовать.

При упоминании об амулете Лохмач немного стушевался. Он перестал болтать ножками, нос его опять сдулся, и обвис… Значит, я, сам того не желая, попал в точку.

– Ошка, зачем ты тех ворон подослал?

– Ну, ваше благородие! Ну почему – подослал? Сразу – подослал! – нос его вытянулся струной и даже немного загудел от напряжения, – просто попросил! Посмотрите, не нужна ль, мол, помощь вельможному пану, или панночке его…

– Лохмач, к делу.

-Так я о деле и говорю! Панночка-то Ваша, как думаете, почему в мой дворик вошла?

– Так тебе ж вороны рассказать должны были. Александра прогуливалась, увидела красивый цветник, зашла полюбоваться. Были бы я с ней, мы и вместе зашли бы. Посмотрела она на цветы и дверь заметила… Ты же, неаккуратное существо, стену не закрыл от чужого глаза.

– Стена закрыта была, ваше преподобие… И не только мороком, я там сплошной камень еще нарастил, чтоб кошки не бегали, этим тварям любое колдовство нипочем, не замечают они его.

От этого Ошкиного сообщения я оторопел.

-Закрыта? Камнем? Сплошь? И Саша прошла, не заметив? Даже мне пришлось поднадавить, чтобы пройти…

Вот и я о том, генералиссимус! – Ошкин нос гордо задрался вверх.

Саша обладает способностями?! И я ничего не чувствовал?! Даже амулет всегда молчал…

– Спасибо тебе, Ошка-Лохмач. Есть о чем подумать.

Я попрощался с Лохмачем, наказав ему получше запирать свой двор, и пошел домой.

Вот так новости. Саша-Александра наделена способностями. И выясняется это совершенно случайно. Случайно даже для нее самой. Думаю, что она даже не поняла, что зашла не в простой двор, а в обиталище волшебного существа.

***

Сам я получил свои способности по наследству. В плановом порядке, так сказать. В детстве я больше всего времени проводил с бабушкой, а не с вечно занятыми родителями. Если я не бегал по дворам с мальчишками, или не уходил на тренировку, то бабушка, освободившись от своих дел на кафедре, брала меня и мы уходили в Город. От нашего дома мы дворами уходили к каналу Грибоедова и шли вдоль него по неширокой набережной, либо переходили канал по одному из мостов и опять углублялись в узкие улочки.

Бабушка учила меня видеть и понимать красоту нашего города. «Смотри – говорила она, – мы с тобой идем и не видим ни одного одинакового дома. Вот, смотри: скромная стена в четыре этажа, только по цоколю идет полоска пудожского камня. Наверняка, доходный дом для людей невысокого достатка.  А рядом с ним, видишь – дом побогаче: не только цоколь, но и половина фасада с эркерами выложена серыми гранитом. Архитектор замахнулся на романский стиль. И окошки у них разные. У простецкого дома они небольшие и квадратные. А у его более нарядного соседа – на первых двух этажах окна широкие, с арочным сводом, а оставшиеся три этажа – там окна поменьше, но стройные, прямоугольные, и в верхней части у каждого –  мелкая расстекловка, два ряда квадратиков, красота!» И я, пацан-дошкольник, рассматривал дома как страницы книги с волшебными картинками. Мы с бабушкой листали улицы за улицей, мы прочитывали каждый дом. А через несколько дней мы шли перечитывать знакомые места вновь и осваивать новые страницы.

И, вскоре я сам стал замечать видимые всем, но не всеми замечаемые строки Города. Я видел, как дома обступают со всех сторон двор, словно местные парни собрались и встали плечом к плечу: играйте, малыши, спокойно, секретничайте на скамеечках, девчонки, никто чужой вас не потревожит, мы на страже. Я замечал, как похожи друг на друга, и какие разные эти дома-стражники. Все они покрашены теплой желтой краской, но, вон у того, пятиэтажного, стоящего в глубине двора – башенка на углу крыши. А его сосед справа – невысокий, но широкоплечий трехэтажный корпус с двумя каретниками. Со стороны улицы встали два трехэтажных близнеца с полукруглыми эркерами, сжали своими сильными, стройными телами сплошную стену в полтора этажа с аркой.

И, если идет человек по Городу, и нет у него темных мыслей, то через арку он увидит милый скверик с аккуратными скамеечками, увидит, что домики здесь все разные, один другого интересней, и подумает, дай-ка зайду, интересно же! И стражники пропустят его, заходи, добрый человек, смотри, нам не жалко. Да и посоветуют еще, подскажут: «А ты пройди наш дворик насквозь, видишь, за тем вон флигелем подворотня? Да, зайди в неё, там наши соседи». Человек, следуя совету, обходит флигель, и вот она, арка, которую он сам и не заметил бы! Ныряет в неширокий проход, поворачивает вместе с ним, а дальше, о чудо, за соседним двором, за следующим подъездом сверкает солнечной рябью вода в виньетке чугунного узора. И человек выходит на набережную канала, тротуар которого выложен красноватыми гранитными плитами со скругленными от времени кромками. Человек продолжает свой путь, довольный тем, что открыл еще одну тайну Города.

Со временем бабушка начала меня Приобщать. Происходило это как-то буднично, незаметно, во время прогулок. Я узнал, что у каждого двора, у каждого, дома, флигеля, каретника есть свой хозяин, свой смотритель. Поначалу, я слушал эти рассказы как красивую сказку, искусно вплетенную в реальность.

Началось все, когда мы шли по Мясной улице, от Грибоедова к Пряжке. Стоял июнь, я закончил пятый класс и жизнь была прекрасна.

-Зайдем сюда, Аристарх,- мы свернули в подъезд и вошли во двор, в котором, как оказалось, расположилась на отдых местная шайка – коты всяческих мастей. Один, черный, устроился на капоте старого «Москвича» и блаженно жмурился на солнышке. Два других, обычных, серых, заняли, как стражи, два гранитных столба по сторонам подъезда. Последний, рыжий, самый крупный, сидел у стены напротив, его я заметил еще из подъезда.

– Котов видишь, конечно же?- спросила бабушка.

– Вижу, бабуля. – ответил я. На котов я обращал внимания мало. Меня больше заинтересовала стенка помойки, с которой можно было забраться на гаражи, дальше – на пожарную лестницу, а там и крыша дома! Надо будет прийти сюда одному, или пацанов позвать.

– Теперь надави пальцем на глаз, сбоку и продолжай смотреть.

Я так и сделал. Изображение, естественно, раздвоилось. Раздвоились серые коты. Два черных кота спали на двух старых «Москвичах». Я поворачивал голову: две пожарные лестницы за двумя рядами гаражей вели на крыши двух одинаковых домов. Только здоровенный рыжий котяра не хотел раздваиваться.

Я убрал палец от левого глаза и теперь слегка надавил на правый. Тот же результат. Кот категорически отказывался раздваиваться. Вместо этого он наклонил голову и начал вылизывать белую манишку у себя на груди.

– Вот он и есть хозяин. – сказала бабушка – Здравствуй, Кот.

Рыжий перестал вылизываться и, как мне почудилось, молча ответил бабушке на ее приветствие.

– Ну, пойдем дальше, Аристарх.

Дальше день продолжался как обычно. Я сходил на последнюю до осени тренировку по боксу, потом гонял с парнями во дворе, в общем проводил время как нормальный питерский пацан на каникулах. И забыл напрочь о неразделяемых котах. Вспоминал об этом только, когда шатались с друзьями на улице и встречали бродячего пса, деловито пробегающего по тротуару, либо видели котов, мотающихся вокруг мусорных баков, сидящих на подоконниках, на ступенях парадных. Я, от нечего делать, проверял их: этот обычный, и этот, а этот не двоится, значит – хозяин. Что это значило – я не задумывался….

А через неделю мы пошли знакомиться. Я думал, мы отправляемся на обычную нашу прогулку. До какого-то момента так и было. Неспеша прошлись по Псковской улице. Мой глаз встречал уже знакомые дома, ограды, скверы, подмечал новые детали. Я отмечал для себя подъезды, которые через цепь проходных дворов выведут к каналу Грибоедова. В один из таких дворов мы и зашли. Но пошли не к набережной, а свернули в боковой тупиковый дворик, узкий, почти колодец. И сразу уперлись в дверь в стене напротив. Дверь была настолько стара и обшарпана, что выглядела вросшей в проем. Казалось, открыть ее нет никакой возможности. Нижняя половина двери была обита листом ржавого железа с надписью широкой кистью: «не Брать». Верхняя часть – черный дермантин в ромбик, с головками латунных гвоздей. Как раз на границе железа и дермантина в дверь был врезан глазок с мутным стеклом, за которым горел желтый теплый свет. Ни ручки, ни замочной скважины я не заметил. Также, как и петель.

Бабушка толкнула дверь у косяка справа и вошла первая. Я за ней следом. Мы очутились в уютной каморке, освещенной одинокой лампочкой без абажура.  Лампочка висела на белом двужильном кабеле, уходящем вверх, в темноту. Потолка видно не было. Все свободные места на стенах, оклеенных желтыми обоями, занимали вырезки из журналов и старинные фотографии. Пол из широких, крашенных в коричнево-бордовый цвет досок. Справа от двери стоял стол: тёмное коричневое дерево, всё в мелких царапинах. Там, где столешница не была завалена кипами пожелтевшей бумаги можно было разглядеть зеленое сукно. Стол был монументален. Он занимал всю ширину комнаты: начинался в метре от входной двери и уходя вглубь комнаты, упирался в противоположную от входа стену. Никакого места между торцами стола и стенами не оставалось вовсе.

За столом же сидело нечто огромное и косматое, похожее на стог сена. Когда мои глаза привыкли к теплому неяркому свету, я понял, что это был здоровенный бородатый дядька в накинутой на плечи медвежьей шубе.

– Феоктист Градимирович, добрый день. Мы Вас не побеспокоили? – поприветствовала хозяина каморки бабушка.

– Анна Федоровна, что Вы! – прогудел хозяин – Ваш визит честь для нас! А что за хлопец с Вами, уж не внук ли?

– Внук, Феоктист, внук.

– Аристарх,– сказал я.

Дядька поднялся, протиснулся между столом и стеной (как он это сделал?! стол же примыкал к стене вплотную!), пожал мне руку и сказал:

– Очень приятно, молодой человек, очень! Анна Федоровна, Аристарх, проходите, давайте чай пить!

В дальнем углу каморки, напротив хозяйского стола, уже дымился самовар на небольшом круглом столике и стояли три чашки с блюдцами.

Мы расселись, Феоктист начал хлопотать с чашками и самоваром, а бабушка сказала:

– Я внука знакомиться привела.

– Та-а-а-к… – протянул Феоктист Градимирович, опускаясь на табурет, – И кем же он должен стать, Анна Федоровна?

– Мне помогать будет. Я все ему расскажу и объясню. А ты, Градимирович, в круг введи, познакомь.

– Анна Федоровна, мальцу известно что-то?

– Аристарх? – повернулась ко мне бабушка.

– Я знаю, что некоторые коты не двоятся, если нажать на глаз и смотреть на них, это хозяева. Такие хозяева есть в каждом дворе. Это могут быть не только коты, а еще собаки, вороны, совы. Они за порядком следят.

Бабушка удовлетворенно слушала мой ответ, а дядька кивал в такт каждому моему слову.

Когда я закончил, бабушка и дядька молча переглянулись, потом дядька встал, открыл незаметную ранее дверь, но входить не стал. Протянул в темноту руку, пошарил там и вытянул обратно, держа что-то в волосатом кулачище:

– Вот, из старых запасов. Менделеев делал, Дмитрий Иванович. Он же не только чемоданами славился, ну, химия ещё туда-сюда… Вот амулеты он славные делал.

Феоктист опустил мне на ладонь круглый подвес на тонком кожаном ремешке. Подвес выглядел как колесико, со спицами в виде буквы «Г» на длинной ножке, верхняя перекладина каждой буквы-спицы была направлена по часовой стрелке, «посолонь», по Солнцу, как объяснила позже бабушка. Цветом и размерами амулет походил на старый советский пятак.

– Ну, малец, надевай!

Я взял амулет, просунул голову в ремешок и колесо удобно устроилось у меня на груди, точно напротив солнечного сплетения.

– Как тебе?

– Красивый, – ответил я, – только, чешется…

– Конечно, – хмыкнул Феоктист в бородищу, – будет зудеть, сколько Силы-то вокруг. Ну да ничего, привыкнешь, поднастроишь.

– Нам, пора, Аристарх, не будем докучать хозяину, – бабушка встала из-за стола, – у него дел много. Спасибо тебе, Феоктист Градимирович.

– Спасибо, – сказал я.

– Ну что вы! Сейчас мои дела это вы! – Феоктист тоже поднялся. При этих его словах дверь, из-за которой он доставал мне амулет, приоткрылась, и в каморку протиснулась черная собака: что-то похожее на лохматую таксу, но со стоячими ушками-треугольничками.

Псина остановилась, выйдя из двери наполовину, задрала голову и уставилась на Феоктиста. Амулет у меня слегка пошевелился. Я надавил себе на правый глаз: псина, естественно, не двоилась.

– Вы правы, Анна Федоровна, – проговорил Феоктист, – как и всегда, собственно. Вынужден принести извинения и переключить свое внимание на посетителя.

Мы попрощались с Феоктистом Градимировичем, и, сделав два шага, были уже у входной двери. Потянув дверь на себя, вышла бабушка, а я, переступая порог, оглянулся через плечо: дядька опять восседал за своим столом. Ладони широко разведенных рук уперлись в столешницу, голова со всем вниманием наклонена к черной псине, которая уселась на табурет рядом со столом Феоктиста и едва не касалась своим влажным черным носом его бороды – беседа началась.

Я закрыл за собой дверь и догнал бабушку. Вскоре мы уже вышли на Мясную. В витрине магазина напротив отражались я и бабушка, подъезд, из которого мы вышли, а с его полукруглого свода свисало нечто, похожее на летучую мышь, либо на старинный газовый фонарь. Тогда я не обратил на это особого внимания.

 

***

Я вынырнул из своих воспоминаний. Действительность, во всех её проявлениях, ждала меня. Итак, Саша. Что делать? Поговорить с ней напрямую? Или сначала посоветоваться с бабушкой? С Градимировичем? Помню, еще будучи студентом, я прочитал в одной книге об основном принципе главного героя: когда не знаешь, что делать – делай шаг вперед. И я сделал. Достал телефон и набрал Александру:

– Добрый вечер, наиумнейшая из красивых!

– Аристарх, несносный ты человек… Я почти заснула.

– Приношу извинения. Я по поводу завтра. Появились кой-какие мысли о твоей «обезьянке»…

– Аристарх Эдуардович! Вы меня хотите обидеть?!

– Сашенька, нет, ни в коем случае. Наоборот. Завтра, как закончу уроки, я тебе позвоню. И, знаешь что? Давай вместе сходим в тот дворик?

– Хорошо, Аристаша, звони. Сходим обязательно. После полудня?

– Да, ближе к половине второго. Привет Гипносу.

– Кому?

– Ну, Морфею.

– Все, я спать хочу. До завтра, Аристарх.

 

***

Весь следующий день в школе я работал, как выражалась бабушка, «в пол-головы». Нет, уроки я провел, как всегда, качественно. Как всегда растерянно отвечал на шуточки наших учителок. Не обратил внимание на новую Лидочкину юбку, чем обидел ее до конца жизни, в крайнем случае – до следующей недели. Я все время ждал звонка от Саши, хотя на работу друг другу мы старались не звонить. Один раз мне даже показалось, что зашевелился медальон – уж не Лидочка ли приворотный заговор творит? Шутка, конечно.

Когда рабочий день, наконец-то, закончился, я вышел на крыльцо школы и сразу набрал Сашин номер. Не отвечает. За десять минут пути от школы до дома Александры я набирал его несколько раз. Безрезультатно. Только длинные гудки.

Я начал волноваться. Мимо последних двух домов перед Сашиным двором я уже бежал. Рванул дверь парадной. Закрыто. О, Боги – домофон. Некогда. Я приложил ладонь: панель домофона зажглась всеми огоньками и дверь открылась. Один пролет по лестнице, благо – первый этаж, направо, а вот и Сашина квартира, номер 17. Еле удержав себя от того, чтобы не открыть замок самому, я надавил черную кнопку звонка. За дверью послышалась мелодичная трель. Я ждал. Позвонил еще. Никого. Постучал ладонью по двери. Хлопки гулко раздавались по парадной. В ответ залаял сенбернар из соседней, 23й квартиры. Меня всегда удивлял порядок нумерации квартир в некоторых старых домах. 17, и сразу – 23… Где-же Саша… Сенбернар успокоился. За дверью Сашиной квартиры молчали. Я был близок к отчаянию. Я уже хотел вызвать Ошку. Надо взять себя в руки. Я привалился плечом к стене рядом с дверью и еще раз набрал Сашин номер. Знакомая мелодия раздалась во дворе и сразу смолкла. Я набрал еще раз. «Да, Аристарх» – раздался Сашин голос. Но не из трубки, а за моей спиной. Я резко повернулся – Саша стояла и смотрела на меня. На меня, но, как бы сквозь меня. Так смотрят люди, которые готовы упасть в обморок, либо смертельно устали.  Осунувшееся, бледное лицо. Черные круги под глазами…

– Я в магазин ходила, не слышала, как ты звонил, – отрешенно произнесла Саша. Она неверными шагами подошла ко мне, прошла мимо меня, приблизилась к двери квартиры. – Проходи, Аристарх.

Отперла дверь, шагнула внутрь. И все это неуверенно, как будто в полусне. Я за ней. Закрыл за собой дверь. Сцепил сзади руки, прислонился спиной к входной двери. Саша, не включая свет, села в кресло напротив меня, там, где прихожая превращалась в коридор, ведущий на кухню.

– Как я устала… Мне надо поспать…- и, неожиданно, – Думаю, с ними ничего серьезного…

Заснула.

Я, было, решил перенести ее на кровать, но решил не беспокоить. По себе знаю, как это важно, чтобы дали покой, когда тебе это необходимо. Поэтому я снял туфли с нее туфли-лодочки, приподнял Сашины ноги и подставил под них табурет. Постоял, потер в задумчивости подбородок. Накрыл Сашу-Александру шалью, которая очень удачно попалась под руку. Отдыхай…

Еще раз проверив, заперта ли дверь, я прошел на кухню. Налил соку, сел за стол. Подожду, пока Сашенька-Александра проснется, не хочу оставлять ее одну. Глотнул сок из стакана и стал глядеть в окно. И думать. Правую половину окна заслонял высокий куст сирени, за которым виднелся козырек над входом в парадное. В левую половину просматривался двор и, с краю, стена соседнего дома. Уютная кухня. Темноватая, но очень уютная. Как и единственная комнатка. Не думалось. Что же произошло с Сашей? Странно, но волноваться я перестал. Саша очень устала, выдохлась, была измождена, но это поправимо. Сон и хороший обед ей помогут. Кстати, надо посмотреть, что у нее в холодильнике, да и приготовить, чтоб поела, как проснется. Мне не давала покоя мысль – что же с ней случилось на улице? И кто такие те, с кем «ничего серьезного»?

Стражем этого и двух соседних дворов был кот Бардак. Впрочем, кличка не соответствовала его способностям – на вверенной ему территории был полный порядок. Я потер амулет между двумя пальцами, и здоровенный рыжий котище тут же появился во дворе, спрыгнув с какого-то окна. Остановился и замотал башкой, не понимая – откуда зовут? Я потер амулет еще раз. Кот поднял голову и посмотрел точно на мое окно. Я махнул ему рукой – запрыгивай, мол. Встал и-за стола, притворил кухонную дверь, чтоб не побеспокоить Сашу, подошел к окну и открыл форточку. Котяра взлетел на форточку прямо с газона под окном, по пути легонько оттолкнувшись задними лапами от оконного карниза.

Устроился на форточке, едва помещаясь и вперился в меня взглядом.

– Что произошло, Бардак?

– Дама Силу выбросила. В соседнем дворе, у магазина.

Саша? Невероятно! Хотя… Надо перестать удивляться.

– Да, она.

– Зачем? – да что ж у этих котов все вытягивать-то надо?!

– Защищалась, не рассчитала, видимо…

– От кого?

Кошак почувствовал металл в моем голосе и рассказал, наконец, все подробно и целиком:

– От шпаны. Не местные они, с Петроградской, кажется. Три оборванца. Я ж в подвале был, там слизень-камнеед завелся, начал фундамент подтачивать. Я уже почти справился, как чувствую – на улице затевается что-то. Ну, слизняка бросить пришлось, потом доем. Я по подвалу, по трубам побежал, выскочил наружу у самого магазина. Хорошо, еще, что, когда она Силой ударила, я еще в подвале был, а то б и мне досталось, неделю еще контуженный ходил. – Бардак прервался и, на всякий случай, вылизал себе шерсть на боку, – А так – вылезаю и вижу: дамочка стоит, а бродяги эти катятся от нее в разные стороны, как шарики. Кто об стенку, кто об оградку приложился, и затихли. Сильно она их, к вечеру только очухаются. Зачем столько на шпану тратить? Лучше б мне со слизнем помогла, если Силу девать некуда. Кстати, пойду я, пока слизень не стух?

– Иди. Получается, Саша обладает серьезным Даром?

– А это уж не ко мне вопрос. Сам не сообразишь – у Градимирыча спроси.

Нагловато, конечно, но чего еще от котов ожидать? Да и прав Бардак. Котяра спрыгнул на газон и исчез где-то за кустом. А я закрыл форточку, и полез в холодильник.

Когда на плите уже поджаривалась курица и булькала в кастрюле картошечка, в кухню вошла заспанная Саша:

– Как вкусно пахнет… Какой ты молодец, Аристарх! Я очень голодная.

Саша уселась за стол, потирая затекшую шею. Выглядела она значительно лучше: вернулся румянец и исчезли синяки под глазами.

– Что случилось, о дева-воительница? Ты помнишь? – спросил я Александру, и поставил перед ней тарелку с курицей и картошкой, – давай, маслом полью.

– Помню, Аристаша. Это всё так неприятно… – Саша за обе щёки уплетала курицу прямо вместе с маленькими косточками, – залезь, пожалуйста, в холодильник, там огурцы должны быть. Так… Так неправильно и грубо… Я этих люмпенов в нашем районе никогда раньше не видела. У нас же дворы спокойные. Даже алкоголики тихие, да и тех немного. Я из магазина вышла, они у крыльца топчатся – деньги на вино собирают, или еще что… А я кошелек убрать не успела, так и шла: в одной руке мешок с покупками, в другой – кошелек. Ой, а мешок где?! Вот дуреха, там и оставила, наверное… Там порошок стиральный только, и зубная щетка. Но, все равно, жалко… Ой! А кошелек?! Аристаша, не сочти за труд, посмотри в плаще.

Я сходил в прихожую, похлопал по карманам кремового Сашиного плаща:

– На месте кошелек, все в порядке. Продолжай, песнопевеца.

– Угу,- промычала Саша, дожевывая картошку с огурцом, – Они приставать начали: помоги, мол, копеечкой… Я обойти их хотела, а они все дорогу заступают. Как на зло, мимо ни одного нормального мужика не проходило. Воняет от них – жуть! И перегаром, и затхлостью какой-то. Один в мешок вцепился, другой за плащ меня тянет, третий кошелек пытается выхватить. Я рванулась, да оступилась, упала на одно колено – теперь синяк будет…

Саша отвлеклась от еды чтоб потереть колено.

– Так вот… Они навалились, двое держат, третий – в руку с кошельком вцепился. Мне тесно, душно, от них вонища, кошелек отнимают, колготки порвала – и тут у меня внутри что-то ка-а-а-к лопнет… Я будто чихнула сильно-сильно, но совсем беззвучно. Этих алкашей разметало как кегли! А из меня будто все косточки вынули, устала за секунду так, как будто весь день полы мыла не поднимаясь. Ну, а дальше – все как во сне: поднялась, еле домой пришла, тут и ты звонишь. Ой, спасибо, что накормил, вкусно так!

– Я тебе с утра названивал, как чувствовал.

– У меня телефон на «без звука» был со вчерашнего вечера…

Ну, да… А что тут скажешь? Без звука, так без звука… Нужно подумать, что дальше делать. Получается, прав был Бардак, рыжий наглец, надо идти к Феоктисту Градимировичу, спрашивать у него совета. Медальон сам по себе колыхнулся под рубашкой. Я понял, кто-то хочет встречи. Начал прислушиваться к себе, чтобы понять – кто и где.

В прихожей раздался звонок.

– Александра, ты кого-нибудь ждешь?

– Нет…

– Я открою?

– Осторожней, Аристарх. Вдруг, это они?

– Ерунда, откуда им знать, где ты живешь? Да и что им тут делать? Нет, ерунда.

Я вышел из кухни, по крохотному коридору прошел в прихожую, повернул замок и распахнул входную дверь. На пороге стоял Феоктист Градимирович, собственной персоной.

 

 

***

Надо сказать, что я находился на одной из нижних ступеней иерархии волшебного мира Питера. Точнее – был внесистемной единицей. Суперкарго, так сказать. Спасибо бабушке за то, что готовила меня с детства, об этом уже рассказывал. И Феоктисту Градимировичу спасибо, что не отказал тогда, во время первого знакомства. Да, таким образом Феоктист отдавал долг уважения бабушке, но… В результате я приобщен! До окончания школы я ходил по району, знакомился со Стражами. Те показывали мне свои владения. Кто с радостью, кто с ревностью, кто с равнодушием (это более всего касалось котов). Я видел, как Стражи-собаки прогоняли со своих улиц проволочников-шатунов, похожих на вконец истощавших собак, и разрывали в клочья пилозубых мягкотелов на пустырях и помойках, не давая тем приблизиться к детским площадкам. Как Стражи-коты выслеживали по подвалам слизней-камнеедов, как загоняли обратно в канализационные люки прозрачных выползней. Как Стражи-вороны беспощадно выклевывали на чердаках и крышах стаи репьев-грызунов. Кстати, вы знаете, что если у старого дома отваливается штукатурка, то дело в инфекции, которую в дом занесли как раз они, репьи? Так-то…

Один раз, помогая коту вычищать подвал старого особнячка на Английском проспекте от колонии слизней, я так увлекся, что спустился на третий уровень подземелья. Там, я обратил внимание на провал в полу, в самом углу. Помню, как я пошел к нему с заколотившимся от прикосновения к тайне сердцем… Медальон так меня дернул за шею, прочь от дыры, что я оставил все мысли подойти к ней еще раз. А Феоктист Градимирович, когда вечером я поведал ему о своем открытии, пробурчал что-то вроде: «Не суйся. Рано. Не известно еще, как примут…». Естественно, я вернулся туда при первой же возможности, где-то через день. И не нашел даже пути на нижние уровни. Амулет предательски молчал.

 

***

Феоктист был огромен. Даже я, отнюдь не низкого роста (ну, худощавый, да, сейчас не об этом), смотрел ему в лицо, задрав голову. Я подумал, что ни разу не видел его стоящим в полный рост. А посмотреть было на что. Представьте себе древнеславянского воеводу, этакого «поперек себя шире», ростом не менее двух метров. Оденьте его в сапоги «Катерпиллер», брюки типа «городской камуфляж» и светло-синих тонов клетчатую фланелевую рубаху навыпуск. Русая борода отчасти прикрывала черную футболку, видневшуюся под рубахой из-за незастёгнутых трех верхних пуговиц. Колоритная выходила картина. Хорошо, хоть медвежью шкуру не надел.

– Здравствуйте, молодые люди, – загудел Феоктист, – приношу извинения за беспокойство. Разрешите пройти? Кстати, Аристарх, представишь меня даме?

Саша-Александра уже стояла у входа в прихожую и с любопытством смотрела на гостя.

– Александра, это Феоктист Градимирович, друг семьи. Феоктист Градимирович, это Александра.

– Рада знакомству. Проходите на кухню, Феоктист Градимирович, будем чай пить.

– Вот это дело! Чайку попить никогда не откажемся!

Мы прошли на кухню: Саша, Феоктист и я. Амулет мой висел на шнурке неподвижно, боясь шелохнуться при Феоктисте.

Мы уселись вокруг стола. Градимирыча усадили на диван, сами устроились табуретках. Саша разлила чай по кружкам. Феоктист, неведомо откуда, достал рулет с маком и банку брусничного варенья. Увидев эти дары, Саша только удивленно подняла бровь, ничего не сказала.

На правах хозяйки она первой завела разговор, не забывая при этом нарезать рулет:

– Вы знаете, Феоктист Градимирович, Аристарх мне ничего не рассказывал про Вас…

– Сашенька, – начал Феоктист, – моя скромная персона не заслуживает особого внимания. Я хотел бы поговорить о сегодняшнем происшествии…, в первую очередь о нём. Вы, конечно же, поняли, что столкнулись с чем-то необычным.

– Да. А еще я Аристарху рассказывала, что видела странное существо, домового. А он мне не верит! – при этих словах Саша-Александра стрельнула в меня глазами.

Вот так вот! Моя верная подруга жалуется на меня едва знакомому ей человеку, да и человеку ли…

– Ну, душенька, не станем обижаться на Аристарха по такому пустяку. Наш Аристарх – человек умственного труда, и труда весьма ответственного – учит детей иностранной речи! А тут не место скоропалительным выводам. – При этих словах Феоктист поднял указательных палец вверх и хитро улыбнулся в бородищу. – И к тому же, в Ошке нет ничего необычного. Самый, знаете ли обыкновенный чухонский демон. Да, роду он древнего, кое-какими способностями обладает, не зря же в Питере-граде со дня его основания проживает.

Саша-Александра слушала Феоктиста затаив дыхание и не сводя с него глаз. Рука её помешивала чай в чашке. На лице читались удивление, легкое недоверие, и, как ни парадоксально – вера во все, о чем Феоктист говорит.

Тут Александра повернулась ко мне (так-то, Градимирыч!):

– Аристарх я должна во всё это поверить? И кто такой Кошка? Или как его там?

– Ошка, – машинально поправил я, – ты его видела. Тот самый домовой с Тучкова переулка. И – да.

– Что: «Да», Ковалевский?

– Можешь верить. Это правда.

Феоктист молча наблюдал за нами. Саша прекратила болтать ложкой в чае:

– Домовой. В современном городе. И – «ничего необычного». Потрясающе…. А что же тогда – «необычное»?

– Вы, Александра, – ответил Феоктист, – собственно, с этого я и начал разговор. Позволите продолжить?

– Конечно, но…

– Так вот, голубушка. Необычно то, что Вы прошли в Ошкин дворик, не заметив ни защиты магической, ни вполне осязаемой стены из кирпичей. Самого Ошку Вы увидели потому, что этот оболтус не счел нужным спрятаться. По этому поводу мы с ним ещё проведем беседу. Аристарх, возьми это на заметку. Так вот, самое необычное – это Сила, которую Вы выплеснули на поджидавших Вас у магазина деклассированных элементов. Мощно, кратковременно, избирательно.

– То есть?

– У всех троих легкая контузия. У одного сломан мизинец на руке, ну да ничего – стакан держать это не помешает. При этом окна вокруг целы: при ударе такой Силы они должны были разлететься вдребезги. Так что, Александра, самое интересное в этой истории – Вы.

– Я…, я и не знаю, что сказать…

Александра не была в замешательстве, она, скорее находилась в задумчивости.

– Мне было так противно, когда они пристали, хотелось, чтобы они ушли сейчас же, немедленно…

– Это понятно, Сашенька. Ваша Сила – вот что вызывает вопросы. Откуда она у Вас?

– Я бы тоже хотела понять…

– Что нам дальше делать, Феоктист Градимирович? – подал я голос.

– Жить. Работать. А я буду думать. Саша, Вы следите за собой, с такой Силой надо быть очень осторожным. Аристарх, помоги даме, присматривай за Александрой.

– Дождешься от него, как же! У него полная учительская таких дам – вот за кем смотреть надо!

О, Господи, эти женщины… Ну к чему сейчас о моей работе….

– Спасибо Вам, молодые люди, за угощение. Пора мне. Позвольте откланяться, – Феоктист начал выбираться из-за стола, мы с Сашей тоже.

Уже в прихожей Феоктист сказал:

– А знаете, что? Заходите-ка завтра ко мне в гости. Может, и придумаем что. Ну, всего вам хорошего.

Я почти захлопнул дверь, а Саша-Александра повернулась, чтобы идти в кухню, Градимирыч, не поворачиваясь ляпнул:

– Хороша!

Закрыв за Феоктистом дверь, я вернулся на кухню, чтобы помочь Саше прибрать со стола и помыть посуду. Но, оказалось, на кухне был полный порядок: чашки помыты и стояли вверх дном на заботливо подстеленном полотенце, остатки рулета убраны в корзиночку и накрыты тарелкой, банки варенья мы на столе не увидели, но я почему-то не сомневался, что мы найдем ее в холодильнике.

Эх, Градимирович, не удержался, блеснул способностями перед дамой…

Мы молча уселись за прибранный стол, лицом друг к другу.

– И ты мне ничего не рассказывал… – со вздохом произнесла Саша, тихо-тихо.

– О том, что допущен к волшебному миру?

– «Волшебный мир»… Великолепно звучит! «Волшебный мир». Поверить трудно.

– Согласен с тобой. Однако это факт.

Саша молча смотрела в окно. Там во дворе заканчивался погожий майский день. Маленький дворик погружался в сумерки.

– Спасибо тебе, Аристарх. – искренне произнесла Саша, – Устала я за сегодня. Пойду опять спать. Мы же завтра пойдем к Феоктисту? А может и к этому, к демону во дворик зайдем? Вместе?

– К Градимирычу – обязательно.

По-дружески тепло обнявшись с Сашей и договорившись созвониться с ней с утра, я отправился домой.

 

***

Назавтра Город встретил меня мягкой теплой погодой: ласковое солнце, едва заметный ветерок и веселый легкий дождик. Настроение у меня было под стать погоде. Моих уроков в школьном расписании на сегодня не значилось, и я уже шел через площадь Труда к Александре. На часах еще не было и одиннадцати, но Сашенька поднялась рано, и первая позвонила мне, когда я делал зарядку. Первым же ее вопросом было: когда же пойдем к Феоктисту? И вот я уже на пути ней. Площадь Труда, мост Лейтенанта Шмидта (какой Благовещенский?!), Университетская набережная, где Сфинксы никак не могут помириться с грифонами, так и сидят, отвернувшись друг от друга. Далее – мимо Румянцевского сада и я на месте. Вот она – улица Репина. И Сашин двор.

Я специально настоял, что зайду за ней и мы вместе пойдем обратно, в Коломну, к Феоктисту. Прогулка минут на сорок – у нас будет достаточно времени поговорить. И тему придумывать не надо. У меня в голове мелькнула дурацкая мысль: может, зайти, купить мороженного для нас Сашей? Вот, еще, ни к чему, решил я.

Саша вышла из подъезда мне навстречу, когда я пересекал двор: легкое светлое платье в горошек, неизменные туфли-лодочки. Каштановые, чуть вьющиеся волосы собраны в толстую косу до пояса. И, я впервые поймал себя на мысли, что осматриваю великолепную Сашину фигуру, подчеркнутую хорошо сидевшим платьем. Саша была высокая, чуть ниже меня. Саша была пышная. Нет, не толстушка, совсем нет: у нее были и тонкая талия, и стройные ноги с крепкими бедрами. Грудь размеров несколько меньших, чем ожидалось при всей остальной ее фигуре. Саша была совершенна. Ступала она слегка тяжеловато, но в этом не было неуклюжести, это была поступь спокойного человека, живущего в ладах с миром и с собой. Саша увидела меня, и полные губы ее изящного рта  осветились в улыбке, задорный носик так забавно сморщился и глаза над высокими скулами заискрились открытой радостью. Она чуть наклонила голову к правому плечу и произнесла с ноткой кокетства (это что-то новое!):

– Аристарх, да вы меня разглядываете! Вы откровенно пялитесь на меня! Где же ваш такт и чувства приличия?!

– И долго вы будете молчать? – приближаясь ко мне продолжала Александра.

Машинально потрогав амулет, я слегка прокашлялся и, наконец, ответил:

– С добрым утром, Саша!

– О! Он все-таки разговаривает!

Чтобы как-то побороть странное смущение, я продолжил деланно сухим тоном:

– Александра, мы сейчас, как договаривались, направимся к Феоктисту Градимировичу, на Псковскую улицу. Упомянутый мной господин может оказать вам помощь в обуздании ваших неожиданно открывшихся способностей. Кроме того, мы в праве попросить его открыть вам некоторые тайны волшебного мира, в существовании которого вы, смею полагать, уже нисколько не сомневаетесь. Кроме того….

Александра положила ладонь вытянутой руки мне на плечо и посмотрела мне в глаза. Молча. Настолько внимательно и серьезно, что я не выдержал и рассмеялся. Она рассмеялась в ответ.

Солнце, светившее откуда-то со стороны Таврического сада, бросило луч на асфальтовую дорожку ведущую со двора, и мы, повинуясь этому знаку, наконец отправились в путь.

 

Мы уже шли по Псковской улице и скоро нам надо было сворачивать во двор, к Феоктистовой каморке, как Саша-Александра сказала:

– Погоди Аристарх, неловко как-то идти в гости с пустыми руками. Давай выпечки купим, тут есть неплохая пекарня.

Я остановился, раздумывая, а Саша, не дожидаясь меня, отправилась за гостинцами.  Подожду ее здесь. День прекрасный, не хочу заходить в помещение. Амулет вдруг зашевелился. Странно, к чему бы это? Ближайшее к магазину подвальное окошко было зашито ржавым листом железа, только в верхнем углу чернел кошачий лаз. Оттуда и выскочил, как шальной, обычный серый кот-помоечник. И дал дёру на ту сторону улицы, едва не попав под “Газель”. Я наблюдал за этим, стоя в пол-оборота. Да, кошки всегда отличались немотивированным поведением.

Из магазина вышла Саша: в руках бумажный пакет, не иначе – со сдобой. Лист железа в подвальном окне слегка выгнулся наружу. Саша спустилась с крыльца. Я повернулся в сторону Саши. Лист выгнулся сильнее и мелко задрожал. Саша пошла мне навстречу, как трофей неся пакет в вытянутой вперед руке. Меня и Александру разделяло шагов двенадцать. Странное подвальное окно находилось ближе к Саше, чем ко мне. Амулет дернулся. Я начал движение в Сашину сторону. Два гвоздя выскочили из листа и зазвенели по асфальту. Она опустила глаза на шум. Я бежал в сторону Саши, крича на ходу:

– Саша, тут что-то…

Лист, выгнулся, как наполненный ветром парус за мгновение до того, как сломается мачта, и вылетел из рамы ударив Александру по левой ноге, прямо по косточке…

От неожиданной резкой боли Саша вскрикнула, выронила пакет и, наклонившись, зажала ногу ладонями:

-Да что ж…!

Я уже был в четырех шагах от неё. Из кромешной темноты подвала стремительно высунулось несколько пар обезьяньих лап: неестественно длинные и тонкие, они изгибались подобно щупальцам осьминога. За секунду дотянувшись до Саши, схватили ее за руку, за ногу, за подол платья и начали втягивать в подвал. Два шага… Саша упала на правый бок, ногой уперлась в стену, сопротивляясь. Шаг… Я уже потянулся чтоб схватить и удержать Александру. Она начала кричать в испуге, и в отчаянии выбросила в мою сторону свободную руку: помоги!!! Волосатые обезьяньи лапы дернули сильнее, и Саша буквально влетела в черный зев подвала, виском ударившись о деревянную раму.

Амулет тихонечко подрагивал, будто не мог решиться – а было ли волшебство?

– САША!!! САША!!! САША!!! – ошеломленный, я припал к подвальному окну.

Мрак внутри не был абсолютным. Ох, Сашенька… Я разглядел узкую полоску загаженного земляного пола между линиями труб. Никого… И вдруг: свист рассекаемого воздуха, я успел заметить, как в меня летит обломок кирпича, я едва успел наклонить голову… Удар пришелся в темя: вспышка боли –  и у меня потемнело в глазах.

– Парень, с тобой все в порядке? – услышал я издалека мужской голос, – на кой черт ты в подвал-то полез?

Способность воспринимать действительность вернулась ко мне, и я увидел двух патрульных полицейских, совсем молодых, видимо, еще курсантов. Один стоял чуть в стороне, второй опустился на корточки рядом со мной. Смотри-ка, моя полиция меня бережет…

Я провел ладонью по голове – там начинала набухать огромная шишка, но крови не было, видимо, кирпич ударил меня плашмя, и не рассек кожу. Немного болела шея, которая самортизировала удар.

– Кот убежал у меня… Хотел поймать, пока в подвал не спрыгнул. Да головой треснулся… Больно…

Сердобольный полицейский осведомился:

– Встать сможешь?

– Да, конечно. Все в порядке.

– Ну, тогда, давай. Будь осторожнее! – и патрульные пошли дальше: высокие, худые, нескладные.

Прохожие на улице, естественно, не обращали никакого внимания на происходящее.

Сашенька, Саша, как же это…? Почему молчал местный Страж? Не предупредил опасность, не помог, в конце концов?!

Я спрыгнул вниз. Выпрямился и замер, привыкая к полумраку и прислушиваясь.  Сердце колотилось, наворачивались слезы, кулаки сжимались и разжимались сами собой. В голове у меня прозвучал собственный голос: «Соберись, слюнтяй! У тебя из-под носа похитили девушку! Твою Сашу. Так успокойся и делай же что-нибудь!». В подвале стояла абсолютная тишина. Шум в трубах и долетавшие с улицы звуки эту тишину только подчеркивали. Я достал телефон, включил фонарик и стал осматривать пол.

И сразу увидел множество следов босых детских ног. Они начинались в пятне падающего из окна света, и широкой цепочкой в пять-шесть пар уходили в темные глубины подвала. Следуя вдоль цепочки следов, я перелез через толстую чугунную трубу, и наткнулся на тушку крупного рыжего кота. Вот и Страж… Голова его была разбита обломком кирпича, валявшимся рядом. Точно такой же прилетел мне в темя. Однако моя голова оказалась покрепче кошачьей. Как это называется у психологов, когда во всем замечаешь только положительные стороны – принцип Полианны?

Идя по следу, то есть по следам, я обогнул Г-образный выступ стены – направо, налево, еще раз налево – и оказался в закутке между выступом и основной стеной. Следы обрывались здесь. Подвал продолжался в правую сторону, перпендикулярно улице, видимо, под дворовым крылом дома. Я посветил вдоль прохода: нет, никаких следов там не было. Зато в тупичке их было великое множество, будто «дети» с обезьяньими лапами, тащившие Сашеньку, толпились здесь перед тем, как… «Как» – что? Раствориться в воздухе? Забраться по стене? Я посветил на верх: до перекрытия можно было дотянуться рукой, никакого прохода через него я не увидел. Думай, Аристарх, думай, ведь Сашенька пропала, пропала на твоих глазах, ее утащили какие-то мелкие твари, а ты не смог их остановить… Тюфяк, бабушкин сынок. Стоп, прекратить истерику! Вдох-выдох, вдох-выдох. Так-то лучше. Искать. Я начал водить фонарем по стенам, вправо-влево, вправо-влево, все время смещаясь чуть правее. И скоро нашел. Фонарь осветил небольшое углубление в стене, в котором смог бы уместиться велосипед средних размеров. Задняя стена углубления была закрыта приставленным к ней щитом из толстой фанеры и досок. Я взял телефон в левую руку, а правой отклонил щит от стены и посмотрел за него. На меня пахнуло теплой влажной затхлостью – за щитом, от черного провала в стене начинался лаз. Он сразу уходил вниз грубыми земляными ступенями. Чтобы войти в эту нору, мне пришлось бы согнуться почти вдвое. Стены были выложены кирпичом не дальше, чем на метра полтора от входа, а затем лаз превращался в выкопанный будто вручную подземный ход. Согнувшись, я спустился на две ступени и протянул руку с фонариком как можно дальше: пятно света вязло в темноте, освещая лишь ближние стены. Земляная кишка подземного хода растворялась в удушливом мраке.

Опять навалилось отчаянье. Под его тяжестью я сел там, где стоял – на двух верхних ступенях. Сел и прижал к вискам сжатые кулаки, в левом затрещала пластмассовая коробочка телефона. До боли в глазных яблоках сжал веки: САШЕНЬКА, САША!!! Я спасу тебя, я найду, я вот только придумаю – как… С-а-а-а-ш-а-а-а!!!

По щекам текли слезы. Под веками, сжатыми посильнее челюстей, бесновались размытые световые пятна – желтые, фиолетовые, оранжевые. Пятна начали складываться в картинку, темную, нечеткую, еле различимую: вдоль темной стены движутся черные фигуры – сгорбленные, мохнатые карлики, а над собой, на вытянутых лапках несут светлое пятно.

Это Саша!!!! Я вскочил и, забыв где нахожусь, с размаху врезался в земляной свод уже набухшей шишкой – бабах!!! Искры из глаз – метафора хорошая, но очень слабая. Я плюхнулся обратно на пятую точку, опять вскочил, но уже согнувшись, спиной вперед выскочил из тоннеля в тупичок, разогнулся в полный рост, держась руками за голову. Что делать?! Надо возвращаться, все рассказать Феоктисту! Он поможет! В порыве я метнулся вперед, понял, что опять оказался в подземном ходе, развернулся, выскочил из тупичка в подвал, побежал, споткнулся о какую-то доску, упал ничком, растянувшись на грязном полу и зарыдал. Успокоившись, я сел на полу, прислонившись спиной к стене. Подниматься я не спешил, все равно уже грязный, да и мысли надо привести в порядок.

– Монсеньор, вы не заняты? – услышал я знакомый скрипучий голос.

В подвале, напротив меня стоял Ошка-Лохмач, собственной персоной. И – он был очень серьезен, собран и озабочен. Даже его нос-кабачок выглядел угрожающе.

– Ошка! – с облегчением простонал я и начал подниматься ему навстречу, – я так рад тебя видеть!

– Не время обниматься, Аристарх! Александру спасать надо.

Надо же, никаких «барин», «ваше благородие», никаких «дамочка Ваша. Только «Аристарх» и «Саша». Бывает же… Видимо, дело очень серьезно. А я ещё сомневаюсь?!

– Ошка, дорогой, конечно, сейчас же идем вниз, я ход нашел. Мы вдвоем справимся!

-Не справимся. Без подготовки – не справимся. – Ошка внимательно рассматривал детские следы на полу. – Это вырпы. Не ожидал их встретить опять.

На этих словах Ошки к нам подошел кот, едва различимый в сумраке подвала. Он потянулся, выгнув спину и вытянув хвост трубой. После этого зевнул и сказал:

– Вас обоих Феоктист зовет, срочно, – и опять скрылся в темноте.

Ни «здравствуйте», ни «до свидания»… Что за хамские создания….

– Пойдем, Аристарх, не будем терять время.

И мы с Ошкой быстрым шагом направились к оконцу, смотрящему из подвала во двор.

 

***

 

Когда мы вбежали в каморку, то чуть не наткнулись на Феоктиста. Он стоял к нам боком и что-то раскладывал по рюкзакам, стоящим на столе. ЧТО В РЮКЗАКАХ? ИЛИ ТОЛЬКО ПРОВИЗИЯ Один маленький – для Ошки, другой побольше – для меня.

– Так, Аристарх, ставь чайник, заваривай сразу в термосе. Да паек в дорогу собери, поройся в кладовке. Сушнину бери, нести легче. Ошка, рассказывай, что думаешь? – мгновенно раздал указания Градимирыч.

Я поставил чайник, пока вода вскипала – насыпал в термос заварку. Чайник на плитке затрясся, засвистел, начал плеваться кипятком, будто поддерживая меня в моем нетерпении. Я наполнил термос, закрутил крышку. Открыл дверь в кладовке, чтобы собрать провиант. И только сейчас обратил внимание на то, что Ошка уже ведет рассказ. Феоктист слушал Ошку внимательно, благо тот не валял дурака, а говорил по существу.

– Вырпы, говоришь? – произнес Градимирыч, опять заняв свое место за столом, – Вырпы… Я думал, что их и нет уже…

– Да кто это?! Что им здесь надо?! Надо же спасать Сашу, а мы тут сидим, беседуем!- не удержался я.

Феоктист, не отрывая глаз от столешницы, кивнул в сторону Ошки, мол, рассказывай.

– Эта загадочная история берет начало в те времена, когда мир был юн, свеж и жесток. Мой великий народ, Народ Берендеев, процветал на берегах Котлина Озера…

– Ошка, старый шут! К делу! – рявкнул Феоктист так, что граненый стакан, стоявший на столе, задребезжал и рассыпался на мелкие осколки. Градимирыч чертыхнулся, и смахнул их в мусорную корзину у стола.

Мелкий демон опять нацепил шутовскую маску:

– Только дело, братья, только дело! Я расскажу Вам самую суть, и ни слова впустую!

Потом, видимо, ему надоело кривляться, и он начал рассказ:

– Мой народ, столкнулся с вырпами довольно давно. В стране Кеф, которую вы зовете Египтом, еще не было построено ни одной пирамиды. В те времена мы жили в наших городах на скалистых берегах Котлина Озера. Мы владели Природной магией, но не злоупотребляли ей. Мы могли вызвать дождь, чтоб он пролился на наши посевы, могли договориться с деревьями, чтобы они росли вокруг наших городов, скрывая их от чужого глаза. Нам ничего не стоило попросить рыб, чтоб они приносили нам жемчуг, столько, сколько нам надо. Этим жемчугом мы торговали с соседями-людьми. А уж о том, чтобы наслать легкий морок, отвести глаза, можно и не упоминать, это мог у нас каждый ребенок, за что частенько и получал подзатыльники от родителей. Правда, я слышал, что кое-кто из Старых Берендеев владел и более могучими Силами, но время унесло с собой это Знание.

– Ошка, ну я же просил, к делу! – со стоном выдавил из себя Феоктист.

– Градимирыч, я по делу, это нужно, – неожиданно покладисто отозвался Ошка. – Так вот. А потом пришли эти дикари, вырпы. Откуда-то с Севера.

Я слушал Ошку, думал только о Сашеньке, а перед глазами у меня были полки кладовки, уставленные всяческими съестными припасами. Пока я собирал с полок вяленое мясо, сушеные ягоды, ржаные сухари, я услышал от Ошки, с каким врагом предстоит нам встретиться.

– … конечно их прогнали, почти полностью уничтожив. Остатки этого гадкого племени мы загнали в леса, в болота, – закончил свое повествование мелкий демон.

– Я собрал все, Феоктист Градимирович! Давайте выдвигаться уже! – начал подгонять я.

– Да, Аристарх, ты прав, хватит болтать, – ответил Феоктист. Он протянул руки, взял отобранные мной припасы, распихал по рюкзакам. В мой рюкзак добавил термос, в Ошкин – бутылку воды. Протянул рюкзаки нам со словами:

– Так ребята, в путь. Что в рюкзаках – посмотрите по пути.

Ну, наконец-то! Мы с Ошкой нацепили рюкзаки, попрыгали на месте – ничего не брякает и не упирается в спину. Я повернулся к Феоктисту:

– Ну, мы пошли!

Тот пожал нам руки и сказал на прощанье:

– Ты, Ошка, знаешь, кто они, и где их искать. Ты, Аристарх, знаешь, что делать. Не трусьте, но и на рожон не лезьте. Всё, Сашенька ждёт… Хорошая девочка…

А потом неожиданно добавил, уже лично мне:

– Дурак ты, Ковалевский.

 

***

– Минхерц, позвольте я пойду первым! – пока я пристраивал у стены лист фанеры да отряхивал руки, Ошка уже сунул свой нос в лаз.

– Давай, конечно, – Только сейчас я понял, что мы отправились за Сашей без какого-то мало-мальски толкового плана. – Надеюсь, хоть ты знаешь, что делать…

– Не волнуйтесь, экселенц, если есть ход, значит он куда-то ведет. А в наших силах сделать так, чтобы вёл он куда нужно, – услышал я от Ошки. Неплохая философия. Я всегда подозревал, что Ошка не так прост, как кажется.

Мы начали спускаться. Ошка впереди, я з ним. Тоннель довольно круто уходил вниз. Вырпы не удосужились сделать даже подобие ступеней, только наклонный земляной пол. Поэтому мне приходилось втыкать пятки в грунт при ходьбе, чтобы не заскользить. Как справлялся Ошка, не могу сказать, в полумраке я мог разглядеть только его очертания. Но шел он довольно бодро, и я еле поспевал за ним. На ходу я успевал освещать фонарем стены тоннеля. Сначала тоннель шел через культурный слой: битый кирпич, напитанные влагой и измочаленные доски, сохранившийся срез булыжной мостовой. Да, вырпы, будь они неладны, проявили недюжинное трудолюбие, прорываясь здесь.  Дальше пошла земля вперемешку с камнями, еще ниже – слой желтого песка. Здесь тоннель и закончился. Мы стояли в небольшой пещерке, стены которой были чуть шире самого тоннеля. Я пошарил вокруг лучом фонаря, и что-то привлекло мое внимание. Я настроил луч и в пятне света увидел Сашину туфельку, изящную бежевую “лодочку”!

К горлу подступил ком отчаяния. Так трогательно-неуместно было видеть в этом подземелье туфельку, еще недавно сидевшую на ножке милой хозяйки.   И тут отчаяние сменилось мерно гудящей внутри яростью. Ну, подождите, недомерки. Скоро вы поймете, что похитить Сашу было не самой удачной мыслью, пришедшей в ваши темные головы…

– Сир, не стоит… – начал было Ошка, когда я потянулся за туфелькой.

Я уже обхватил пальцами задник и начал поднимать вещицу. Мне показалось, что туфелька за что-то зацепилась, я дернул посильнее, и успел услышать только Ошкин вопль:

– Нет, мессир, нет!

Стены тоннеля задрожали, на пол пещерки плюхнулся обломок кирпича, посыпалась пыль.

Мы с Ошкой только успели отскочить к стенам и вжаться в них, как сверху повалили куски земли, палки. Один булыжник, видимо разогнавшийся с самого верха, смачно врезался в стену между мной и Ошкой.

– Это ловушка, капитан! – только успел прокричать мелкий демон, как из тоннеля в пещерку сошла лавина грунта, перемешанного с камнями и деревянными обломками, быстро засыпав меня выше пояса.

Потом кусок доски, толстый и широкий, ударил меня по голове, и я потерял сознание.

Очнулся я от того, что очень чесался лоб. Открыл глаза, и увидел ярко-алую спинку крошечного паучка, который полз вверх по доске, прямо перед моим лицом  и ни капли меня не боялся. С трудом освободив из-под завалов руку, я откинул от лица доску с паучком, и, наконец, почесал лоб, несмотря на боль. Вторая шишка за день… Начинаю привыкать.

– Великий князь! Окажите милость…

Я повернул голову и увидел Ошку. Над завалом торчала только его голова. Он так выразительно вращал вытаращенными глазами, а его надутый нос тянулся ко мне с такой преданностью, что я не выдержал и рассмеялся:

– Эх, Ошка-Ошка…

Я осмотрелся и понял, что с одной стороны нам повезло: несколько досок застряли поперек тоннеля и не пустили лавину земли к нам в пещеру, поэтому мы остались живы.

С другой – везение наше было недолгим: подземного хода больше не существовало, да и доски еле сдерживали напор грунта, могли сорваться в любой момент. Что будет после – лучше об этом не думать.

– Иду, Ошка…

Освободив обе руки, я начал откидывать от себя палки, булыжники, отгребать землю. Посгибал, насколько позволял завал, обе ноги в коленях. Уперся ладонями в поверхность завала и попытался вытянуть себя, напрягая руки. Завал несколько ослабил свою хватку, но не отпустил меня. Вспомнил про рюкзак, стащил лямки с плеч.  Потом еще подвигал ногами, пошевелил тазом, и, надавив руками, потянулся еще… Почувствовал, как земля неохотно отпускает мои ноги, крестец, еще рывок руками… и я выскакиваю из земли как пробка! … чтобы тут же удариться макушкой о булыжник, торчащий из свода. Третий раз! Что ж такое…! Я упал ничком, схватился руками за голову … боже, как больно… и услышал сочувственную реплику Ошки:

– Аккуратненько, ваша милость!

Когда боль в голове унялась, я в два толчка дополз до Ошки и начал его откапывать. Расшатал и вынул из земли обломок доски, используя его как лопату, начал обкапывать Ошку.

Я проделывал все это, подтянув под себя ноги, но, все равно, не мог полностью разогнуться и плечами упирался в потолок. От неестественного положения у меня заныли спина и шея, затекли ноги. Но, слава богам, Ошка был невеликого роста, и вскоре я его вытащил. Освобожденный Ошка сжимал в руке Сашину туфлю.

Мы лежали без сил, пытаясь отдышаться. По своду пещерки от меня к Ошке полз мой знакомый ярко-алый паучок. Вот паучок оказался точно над Ошкиной головой, застыл на мгновение, и опустился точно на сдувшийся Ошкин нос. Мелкий демон сморщился и чихнул: “”А-а-а-а-пчха-а!”. Паучка ураганом унесло куда-то в дальний конец пещерки, а Ошка произнес:

– У нас трудности, монсеньор…

Не вставая, я на спине подвинулся в сторону, выпрямил руку и дотянулся до рюкзака. Подтащил его к себе и остановился, чтоб отдышаться. Дышать было трудно, кислорода оставалось все меньше.

– Мы в ловушке. Этот тоннель – западня, вырпы вырыли его специально для нас.

– Я это уже понял, Ошка. Давай посмотрим, что Феоктист положил мне в рюкзак… – сказал я и стал развязывать шнурок.

– Надеюсь, он положил туда “коробок-триштучку”… – пробормотал Ошка-лохмач.

О-о-о… “Коробок-триштучка” был великолепным творением Знающих людей. Этот полумеханический – полумагический артефакт, будучи положенным в сумку путешественника, позволял доставать из этой сумки единственно необходимую в данный момент вещь. Но только три раза. Потом он подлежал длительной подзарядке. Мне о нем Феоктист  рассказывал давно, где-то год спустя после Посвящения. Царский подарок, спасибо. Еще Феоктист пытался мне объяснить, как этот коробок работает, что-то там про единое лептонное поле, искривление пространства, энергетическое моделирование и прочую заумь. Я всего этого не запомнил.

Преисполненный надежды,  я сунул руку в рюкзак и вытащил наружу самую обычную саперную лопатку. Правда, полотно с тулейкой были титановые… Разочарование мое не поддавалось описанию, и это – ценнейший магический предмет?! Увидев выражение моего лица, Ошка смущенно прокашлялся и сказал:

– Вельможный пан, лопатку я попросил положить. Дополнительно. Про запас…

Я опять полез в рюкзак и вынул… Точно вторую лопату, точно такую же.

– Сколько лопат ты сунул, Ошка?

– Одну, повелитель… Вторая – уже из коробка.

В подтверждение Ошкиных слов мой амулет слегка зашевелился.

Сил у меня не оставалось даже на то, чтобы расстраиваться. Нас двое, две лопаты, будем копать. Только вот куда? Стоп, стоп, стоп. У меня появилась одна идея. Я вынул амулет из-под рубашки, протер его, и, аккуратно держа двумя пальцами, стал начал водить им по сторонам. В какой-то момент амулет нагрелся и мелко задрожал. Я увел его в сторону – амулет остыл и успокоился. Вернул обратно – вновь нагрев и дрожание. Я сделал пометку на стене, убрал амулет и сказал:

– Копаем здесь.

Не знаю, как для Ошки, а для меня следующие два часа прошли как в аду. Я копал лежа на левом боку. Штык лопаты постоянно натыкался на камни, корни. Из-за этого я никак не мог продвинуться. Кисти рук сводило от напряжения, плечи, дрожали. Ошка, казалось, не замечал неудобств. Он копал сидя, иногда стоя на коленях. Этот процесс, судя по всему, не доставлял ему никаких неудобств. Его лопата вгрызалась в грунт, не замечая ни камней, ни досок. Он отшвыривал от себя кучи грунта и разных обломков, как заправский крот. Раньше я никогда не мог заподозрить его в таком трудолюбии. В голове у меня вспыхнула догадка:

– Ошка-лохмач!

– Да, ваше преосвященство! – ответил ничуть не запыхавшийся мелкий демон.

– Разреши попробовать твой инструмент, – с этими словами я подполз к нему и протянул руку.

Ошка сразу погрустнел и протянул мне лопату с явной неохотой.

Я отложил в сторону свою лопату и взял Ошкину. Амулет слегка потеплел. Я перехватил лопату поудобнее и воткнул в стену завала. Лопата ушла в грунт как стальной лом в свежий сугроб. Я потянул ее на себя и вынул из стены завала изрядный кусок глины с камнями. При этом никакой тяжести в руках я не чувствовал. Все ясно – лопата из коробка.

– Ошка, мелкий черт! – воскликнул я в сердцах, – что ж ты меня не остановил?! Я столько промучился зря с обычной лопатой!

– Во-первых, я не черт, а демон. Хоть и мелкий. А во-вторых – как я могу приказывать вашему благородию? Хотите копаете, хотите – нет… – он склонил голову и развел руками: дескать, чего тут добавишь? – К тому же, я почти закончил.

Он показал пальцем в конец лаза, который успел вырыть – лаз заканчивался кирпичной стеной. Я взял у Ошки волшебную лопату и ее лезвием аккуратно обвел вокруг одного из кирпичей, точно по швам. Раствор мгновенно выкрошился. Я поддел кирпич лопатой и выковырял из стены. Кирпич плюхнулся на песок, а я прильнул к отверстию. На расстоянии примерно метров двух от глаз я увидел стену, кирпичную. Далеко в стороны заглянуть я не мог, поэтому было непонятно, что там, за стеной – коридор, или закрытое помещение. Однако судя по тому, что в нашем завале стало легче дышать, за стеной нас ожидало не замкнутое пространство.

При помощи лопаты я вынул из стены несколько кирпичей. Теперь в дыру можно было пролезть. На животе я подполз к отверстию и высунул голову. Коридор. Или огромный подвал. Слева он заканчивался тупиком, я мог дотянуться до стены рукой, а в правую сторону продолжался метров на 15 и тоже упирался в стену. Но с левой стороны в коридор проникал бледный лучик света.

– Ошка, на этот раз я пойду первым. Ты не против?

– Преклоняюсь перед Вашим решением, великий падишах.

Я подтащил за лямки рюкзак и аккуратно опустил его через отверстие на пол коридора. На него опустил лопату. До середины туловища вылез из дыры сам, достал руками пол, уперся, прыжком опустил на пол ноги. Все, я вылез.

– Ошка, – позвал я, отряхивая ладони. – Ошка, тебе помочь?

– Не извольте беспокоится, благородный дон!

С этими словами Ошка пробкой вылетел из лаза, впечатался в стену напротив, и, распластав по стене руки, ноги и нос, буквально стек на пол.

Я молча стоял и смотрел, как Ошка кряхтя и потирая согнувшийся крючком нос встает на ноги. И это существо годится мне в прапрапрапра-не знаю какие -прадеды, по человеческим меркам, конечно. По своим, берендеевским, он только недавно стал юношей. Ошка выпрямил нос, который созревшим баклажаном гордо торчал вперед, отряхнул свои бюргерские шорты, утопающие в густой шерсти, и бодро отрапортовал:

– Минхерц, я готов!

– Лопату взял?

Ошка подпрыгнул, ухватился за край, подтянулся и исчез в дыре.

– Мессир, не сочтите за труд! – из отверстия показалась зажатая в Ошкиной руке лопата. Я взял у него лопату, после спустился он сам. На этот раз без цирковых трюков. С рюкзаком за плечами, с лопатой в руке (я – с волшебной) мы зашагали по коридору.

По коридору мы продвигались с осторожностью, не включая фонарей, благо, глаза уже привыкли к темноте. Выложенный большими каменными плитами пол, стены и сводчатый потолок из кирпича. Вдруг пятно света дернулось, на мгновение изменило свои очертания, а затем пришло к своему прежнему виду.

-Монсеньор, – прошептал Ошка, – Вы видели?

Я сделал жест ладонью: мол, видел. Привычно ощутил подрагивание амулета, переходящее в мелкую вибрацию. Я осторожно обошел пятно света и выглянул за угол. Коридор продолжался еще метра два, а потом стены его расходились в стороны, и он превращался в просторную комнату, круглую в плане. В самом верху куполообразного потолка было пробито отверстие. Луч света, падающий в подвал, освещал сероватую желеобразную бугристую массу, занимающую весь пол, от стены до стены. Мы с Ошкой стояли и просто смотрели, не говоря друг другу ни слова. Слишком неожиданной была находка. Вот по поверхности прошли судороги, и от массы отделился клубень неправильной формы, размером с голову взрослого человека. Серо-коричневое полупрозрачное тело клубня выпустило под брюхом множество ложноножек, напоминающих картофельные ростки. Клубень постоял, будто пробуя ножки на прочность, и засеменил, продавливая желеобразную поверхность. Добежав до стены, клубень пополз по ней вверх, оставляя влажный след. Дополз до потолка, ткнулся в него и затих. Я поводил лучом фонаря: по стенам, под потолком прилепилось еще, по меньшей мере, дюжина таких клубней. Они висели неподвижно, медленно сдуваясь и надуваясь опять. Дозревали. Слизни-камнееды! Устроили гнездо в этом подвале.

С одной стороны, это была удача. Чаще всего мы боролись со взрослыми особями, находя их в подвалах или заброшенных помещениях. Их уничтожали Хранители, причем, лучше всего это получалось у котов. Они с остервенением рвали их когтями всех четырех лап. А после охоты, как ни в чем не бывало, вылизывали свою шубку, избавляясь от налипших комков дурно пахнущей слизи. Для всех оставалось загадкой, каким чудом слизь, со временем разъедающая камень, не оказывала на котов ни малейшего влияния. Но найти гнездо слизней – это большая редкость. На моей памяти такое случилось только один раз, в мрачных лабиринтах Красного Треугольника, на Обводном канале.

– Вот так задача, господин Председатель, – подал голос Ошка.

Я поставил рюкзак на пол, и, одной рукой держа его за лямки, другой пошарил внутри. Коробочка, помогай. Я нащупал и вынул наружу моток веревки, термос, нож, контейнер с бутербродами. Ничего больше. Видимо, коробочка решила, что ситуация не критическая.

Во мне начала закипать ярость, замешанная на отчаянии. Я закусил губу и сжал кулаки, подавляя эмоции.

– Пресветлый пан, …. – начал было Ошка.

Я повернул голову и посмотрел ему в глаза. Молча.

– А я что? Я ничего… Вы, Предводитель, размышляйте, я умолкаю, не смея нарушать куртуазность момента.

У меня же в горле таял горячий ком, жгло глаза. Сашенька-Саша, дружочек мой ненаглядный! Ты ждешь, ты страдаешь, а мы… Мы тут возимся… То нас, как жестокие дети котят в песочнице, закопает в подвале, то мы стоим в замешательстве перед лужей слизи. Потерян уже не один час… Так дальше не пойдет! Я зацепил пальцами горловину рюкзака изнутри, и с силой рванул в стороны. Рюкзак раскрылся, при этом пластмассовый карабин-застежка отлетел, ударившись об стену.

Правой рукой я залез внутрь рюкзака и вытащил оттуда… складную алюминиевую лестницу. Уже что-то. Отставив рюкзак в сторону, я начал её раскладывать. В сложенном состоянии она была сантиметров 30 длиной, я же раскладывал и раскладывал ее. На пяти метрах она остановилась. Должно хватить.

Я опять затянул рюкзак, убрав в него обе лопаты. Повесил себе за спину. Взял лестницу под мышку.

– Пойдем, Ошка.

Молчание.

Я посмотрел на него.

Он стоял, оцепенев от ужаса: глаза-плошки, нос сдулся и висел чулком.

– Что?

Он молча вытянул руку и показал пальцем. Я посмотрел куда он показывал: слизистая масса изредка вздрагивала в конце коридора, каким-то чудом не вываливаясь в него из комнаты. Поверхность ее доходила мне почти до паха. Ошку же она бы скрыла целиком…

– О, боги… Залезай уж…

Я присел на корточки, Ошка проворно вскарабкался и уселся у меня на рюкзаке. Мелкий демон оказался на удивление тяжелым демоном. Я поднялся и пошел к гнезду. Подошел к границе гнезда. Собрал волю в кулак и с правой ноги шагнул в лужу слизи. Под носком моего ботинка поверхность массы подалась, натянулась и начала отпружинивать мою ногу обратно. Я поднадавил, натянутая поверхность подалась и лопнула. Вторую ногу я опустил рядом и начал продвигаться к центру комнаты. Поверхностная пленка сдавливала мои ноги плотным кольцом выше середины бедра. Мне казалось, что я преодолеваю вброд огромную миску с прокисшим бульоном, куда, вдобавок, выкинули куски студня и опорожнили детский ночной горшок. Несформировавшиеся клубни лопались, когда я отодвигал их коленями. Хорошо еще, что поверхностная пленка не пропускала запахи…

Вот и середина помещения. Мы с Ошкой остановились. Хотя, конечно, остановился я, а Ошка продолжал беззаботно сидеть у меня на рюкзаке, от удовольствия болтая мохнатыми ножками. Я взял лестницу обеими руками и опустил ее в эту отвратительную гущу, а верхний конец опер на самый край отверстия в потолке. Подвигал лестницу немного, потолкал, чтобы убедиться в ее устойчивости. И сказал вслух: «Готово!».

Сообразительный Ошка вякнул: «Я Вас понял, Гроссмейстер!», живо перебрался с рюкзака на лестницу и стал карабкаться вверх. Качающийся передо мной мохнатый зад, обтянутый в кожаные шорты, был не тем зрелищем, на которое я был готов смотреть бесконечно. Наконец, Ошка достиг края дыры.

“Сегодня мы открываем этот Поселок Ученых с радостным чувством. Благодаря Президентской программе поддержки науки, более пятидесяти семей ученых и прочих сотрудников БИОЛОГИЧЕСКОГО ЦЕНТРА  получили возможность поселиться в благоустроенных коттеджах, построенных по лучшим мировым стандартам. Здесь им будут созданы все условия для полноценной, комфортной жизни. Разрешите мне, перерезать символическую ленту…”
Из выступления губернатора N-ского края на открытии коттеджного поселка Научно- исследовательского биологического центра.

Пролог
Солнце светило вовсю, ни одного облачка не было видно на бледно- голубом, вылинявшем небе.
Когда- то Сергей любил жару, сейчас же проклинал это пекло.
Он брел мимо брошенных домов с выбитыми окнами, с черными пятнами пожаров на стенах, а кое- где виднелись и следы от пуль.
Опасность подстерегала повсюду. Нельзя было свернуть с тропинки – это было опасно. Нельзя зайти в пустующие дома некогда гостеприимного поселка –  там тоже поджидала смерть.
А страшнее всего становилось от того, что нельзя было думать о прошлом, о жизни, которую он потерял, и Маринку вместе с ней.
И винить в этом он мог только себя.

01
Солнце светило во всю, но жарко не было. Всё- таки вторая половина апреля, весна еще в начале, как пел Владимир Семенович.
Сергей свернул с кольцевой, проехал несколько километров через сосновый лес по хорошему асфальту, потом колёса зашуршали по грунтовому покрытию подъездной дороги, смотри- ка, последний дождь прошел неделю назад, а пыли от дороги нет, как им это удается? И уперся в шлагбаум.
–  Сергей Васильевич, денек добренький, что-то раненько вы сегодня! – это сторож, охранник по- современному – кругленький, живой дядя Саша. Усы делали его похожим на бобра
–  Дядя Саша, я Вас приветствую!
У Сергея со сторожем установились неплохие отношения – у обоих легкий, неконфликтный характер, оба заядлые грибники, и оба терпеть не могли футбол.  Да и жена Сергея, Маринка, приятельствовала с дочкой дяди Саши, Дашей.
Шлагбаум поднят, дорога свободна, в конце дороги домик, в домике Маринка, на Маринке, скорее всего легкий халатик, под халатиком…Так, стоп! День еще не закончен. Забрать коробочку, отвезти обратно в лабораторию, положить в шкаф, ввести код на замке, и – вот тогда – домой! А дома Маринка, а на Маринке халатик, а под халатиком… Да ничего нет под халатиком! Ничего! Кроме самой Маринки! И, в ближайшие дня два они предоставлены сами себе!
«Кто- нибудь дома есть?» –  легко взбежав на крыльцо Сергей забарабанил в дверь. В стекле отражалась его довольная, беспечная, немного наивная физиономия. Так радостно и легко ему уже не чувствовать себя никогда…
«Мне нужно поцеловать любимую жену и опять сбежать!»
«Да не колоти ты, дверь сломаешь!». А вот и Маринка!
– Чего так рано приперся? С работы выгнали? – с порога заворчала на него Маринка. А в серых глазах прыгают чертенята и уголки губ подрагивают, еле сдерживая улыбку.
– Прибираюсь я, готовлюсь к встрече любимого мужа. А муж раньше времени явился! Только у тебя и успела немного порядка навести.
Что-то нехорошее шевельнулось у него в голове…
– Пробирочка, в штативе… ты ж не разбила ее?
Маринка удивилась настолько искренне, что сыграть это было невозможно….
– Как узнал?! Вас там телепатии тоже учат, что ли?
– Что с пробиркой?….
Она уже собиралась вспылить – очень не любила, когда ее допрашивали, они до сих пор еще часто ссорились из- за этого, но, увидев его лицо, побоялась даже открыть рот…

02
– Он вынес объект?
– Да, объект уже у него дома. Только…
– Продолжайте!
– Она разбила его…
– Объект потерян?
– Думаю, что нет.
– Продолжайте наблюдение.
– Есть

03
«Какой хороший день! Работать очень лень!» – Песенка из советского мультика как прилипла, так и не отлипала с утра. Ну, лень и лень, статья подождет, редактор дал срок до пятницы. А вот с уборкой тянуть не будем…
Правда, Серега вернется с работы только к вечеру, часам к 7- ми… Времени – вагон!
«Какой хороший день! Какой большой вагон!». Так, стоп, большие вагоны – это уже полная чушь. Хватит, мать, дурью маяться. Кофейку – и за уборку.
Стройная, гибкая Маринка выпорхнула из ванной, грациозным поворотом ушла от столкновения с краем столика, оттолкнулась одной ногой, как по льду проехалась по паркету гостиной – и вот она уже на кухне. Быстро заварила кофе, не переставая пританцовывать, сделала пару глотков, поставила чашку на стол, потом допью…. Опершись обеими руками на стол недолго полюбовалась в окно…Весна, красота!  р- р- р- р-разворот и  в три длинных шага промчалась через кухню и …. так: берем швабру! Начинаем с Серегиного кабинета!
Быстро смахнем пыль, потом подметем и всё.
На столешнице, где Сергей обычно не оставлял ничего, кроме ноутбука, с самого края стояла средних размеров коробочка. Она была похожа на футляр для цепочек из ювелирного магазина, только чуть побольше и потяжелее на вид.
Сразу было понятно, приготовил, чтобы захватить с собой перед уходом – и забыл.
Какая интересная вещица….  Слегка шершавый мелкопористый пластик дымчато- серого цвета приятно согревал кожу ладоней. Едва заметная щель, параллельная длинной стороне разделяла коробочку на две части. Точно в центре щели находились две выпуклые кнопочки, Маринке они напомнили паучьи глаза. Ладно, нечего засматриваться, надо заканчивать с уборкой. И, Маринка, держа коробочку в одной руке, второй оперлась на стол, чтоб дотянуться до полки и убрать вещицу туда.
А дальше почти одновременно произошли несколько событий, вероятность последовательного наступления которых составляла единицу на миллион:
внезапно налетевший ветерок захлопнул форточку, заставил вздрогнуть Маринку…..разбудил мирно дремавшую на стекле муху…
муха, как малая зенитная ракета, с перепугу стартовала в центр комнаты….но, врезалась в Маринкин глаз, левый, точно в центр зрачка…
Маринка схватилась руками за лицо, защищая глаз ладонями ….. Коробочка полетела вниз, несколько раз перевернулась в воздухе и паучьими глазками ударилась о ребро столешницы…. раскрылась и из нее выпала заполненная какой- то полупрозрачной сероватой массой пробирка цилиндрической формы и тоже полетела на пол.
Маринка, у которой от удара почему- то защекотало в носу, чихнула так, что потеряла равновесие, шагнула вперед, чтоб не упасть и носком тапка нечаянно пнула цилиндрик, тот, крутясь заскользил по полу, и разлетелся на множество мелких осколков, ударившись о стальную ножку радиатора под окном.
На все это смотрела без особого интереса муха, которая уже нашла себе спокойное место на потолке и усердно намывала лапками внутреннюю поверхность крыльев.
Вот неприятность! Нашла себе забот… Да Сережа расстроится… Как бы и не отругал еще. Её милый, спокойный Сережа умел так бросить несколько холодных слов обвинения, что от собственного проступка становилось настолько стыдно, что уж лучше бы накричал, тогда можно было бы дать отпор… Ладно, что будет – то будет, а уборка не ждет.
Фу, как неприятно пахнет… Так воняли продукты в холодильнике, который простоял сломанным 3 дня, пока они с Сережкой были за городом прошлым летом. Маринка сбегала за тряпкой и ведром с водой, натянула резиновые перчатки («…надеюсь, ничего опасного…», мелькнуло в голове, «…хотя, какую- нибудь самую ядовитую гадость Серега домой не потащил бы…») и начала тряпкой собирать в ведро серо- зеленое полупрозрачное желе, вывалившееся из разбитой пробирки. Делала она это быстро (ну и запах!), но осторожно, стараясь не пораниться об осколки пробирки. Пробирка была небольшая и Маринка управилась за три прохода тряпкой. Так, теперь все это в унитаз, спустить несколько раз, чтобы прошли и осколки. Всё! Преступление скрыто! Перед Сережкой извинюсь (и вообще, нечего всякую гадость с работы домой тащить!), а сейчас – заканчиваем уборку!

04
Характеристики окружающей среды внезапно изменились. Содержание кислорода, тяжелых металлов резко выросло. Заметно увеличилась кислотность.  Организм насторожился. Увеличив толщину и плотность мембран внешних клеток, он продолжал изучать новую среду. Жгутики, выпущенные по всей площади организма- колонии извивались и вибрировали, собирая информацию и оценивая степень угрозы.
Когда данных было собрано достаточно, и их обработка завершилась, организм оценил угрозу как низкую, количество органического ресурса – как избыточное.
К активной защите было решено не переходить.
Жгутики втянулись, остались лишь несколько наблюдательных выростов, да мерно открывались- закрывались разбросанные по поверхности ротовые устьица, поглощая питательную органику.
Организм- колония перешел в комбинированный режим сна, питания и роста.

05
– Что с пробиркой?
…. Мариночка, Солнышко, ну скажи, что лежит себе эта пробирка на столе, не трогала ты ее, и не собиралась даже.
Да с чего он взял, что что-то случилось?
Она же не сказала с вызовом, как обычно делала, если чувствовала за собой вину, что мол, да, Сергей, я её разбила, извини, но, я же не хотела…
Всё же будет хорошо, и она скажет: «Откуда узнал? Я только протерла её и положила на полку, ну там, над столом справа, тьфу, слева, то есть». Он пройдет в кабинет, заберет пробирку, быстро смотается на работу, положит в лабораторный шкаф и все, можно забыть об этой проблеме….
Запах!
– Маринка, чем пахнет? –  прокричал он уже на ходу, спеша в комнату
– Да что ты орёшь, я уже все убрала…
Эти слова заставили его остановиться. Он резко повернулся к ней лицом, схватил за предплечья и развернул её руки ладонями вверх:
– Не порезалась?! На кожу не попало?!
– Отпусти, синяки будут! Я что, дура, что ли? Не порезалась. В перчатках убиралась.
– Куда дела?!-  Он отпустил Маринку и, наконец, вошел в комнату
– В унитаз вылила…И осколки туда же.
Из Сергея будто вынули все жилы, он обмяк и сел на диван, бормоча что-то малопонятное: «Благоприятная среда…  Изобилие органики… Неконтролируемый рост…».
И он затих, сидя на диване, локти на коленях, лицо закрыв ладонями, только от долгих и глубоких вдохов- выдохов поднималась и опускалась его спина
Маринка замерла в дверном проеме, боясь что- либо произнести, а такое с ней бывало не часто. Она чувствовала, что произошло что-то очень серьёзное, если не сказать – непоправимое.

06
Организм дремал. Недостатка в питании не было – трубы исправно доставляли необходимое количество стоков из хоз.-бытовой канализации окрестных домов. Организм дремал и ел. Если одной – единственной клетке требуются сутки – трое, чтобы образовать колонию в виде пятна размером не более 3-х миллиметров, то Организм, изначально представлявший собой колонию одиночных клеток, увеличил свои размеры тысячекратно всего лишь за один час. За этот час Сергей даже еще не вспомнил о том, что пробирка осталась дома. Когда же Сергей спрашивал у жены, где пробирка, Организм достиг того размера, который позволил ему осуществить первую охоту и поймать свою первую жертву. Первую, но далеко не последнюю.

07
И долго ты собираешься так сидеть? – наконец решилась нарушить молчание Маринка, – чего ты так расстроился? За пробирку отвечать придется? Маринка инстинктивно пыталась свести все к бытовой проблеме. Принять, что по её вине случилось что-то страшное, она отказывалась на подсознательном уровне.
– Из-за пробирки?! –  Сергей чуть не подскочил на диване, – Из-за пробирки?! Он вскинул голову и посмотрел на Маринку. На его лице сначала ясно читалась злость на Маринку, задавшую идиотский вопрос, потом на смену злости пришло отчаяние, после – какая- то отрешенная безысходность. И уже тоном лектора, измотанного тяжелым рабочим днем, почти спокойно Сергей продолжил:
– Это же ультрафаг, деление даже не в геометрической прогрессии, а близкое к импульсному, невероятная устойчивость к внешним воздействиям, универсальность в питании….
– Серёня, пауза! – Маринка взяла себя в руки, – рассказывай по порядку, и не этим своим птичьим языком.
Но Сергей и сам уже сбросил себя отчаяние и отрешенность, хотя в глазах осталась капелька страха, которая уже не уйдет никуда…:
– Так… Унитаз, канализация, твое обручальное кольцо! Это шанс! – он уже вскочил на ноги и оглядывался, как будто искал что-то.
Маринка, встретившись с ним глазами поспешно отступила на шаг и спрятала за спину правую руку: – Кольцо не дам!
– Помнишь, зимой, мы в люк лазили и нашли твое кольцо?
Маринка наконец поняла, о чем идет речь. Еще зимой в самом конце декабря, она весь день просидела у компьютера, пытаясь закончить статью в срок. Закончив, она захлопнула ноутбук, пошла в ванную и забралась под тугой горячий душ, смывая с себя усталость. Стоя под душем, она сняла обручальное кольцо (пусть палец отдохнет) и вытянув руку, положила его на бортик раковины. Потом потянулась за мылом и… как обидно!.. смахнула кольцо в смыв душевой кабинки.
У нее хватило сообразительности сразу выключить воду, открутить сифон под ванной… Но, колечко уже ушло в канализацию. Скоро пришел с работы Сережа и сообразил позвонить дяде Саше и спросить совета у него. Тот и надоумил искать в ближайшем люке. И они нашли! Шансов почти не было, но они нашли!
На дне колодца, в дурно пахнущей жиже и блеснуло в свете налобного фонаря колечко, когда Серега поковырял там палкой.
– Да расскажи ты толком, что за гадость в той пробирке?
– Потом, вернусь когда. Дай банку какую-нибудь
– Я с тобой! – Выпалила Маринка, – так, говори, чего брать?
– Господи – протянул Сергей, дай сообразить…Ведро, наверное…, совок, перчатки резиновые у нас еще есть? Бери. Намордник возьми, в смысле, повязку на лицо, воняет там. Оденься во что не жалко… Фонарь я возьму.
Вскоре они были готовы и выбежали из дома. Точнее, выбежал Сергей, а Маринка старалась не отставать.
Люк располагался на границе газона и тротуара, почти напротив крыльца.
«Черт, чем открыть-то?» – Сергей попытался поддеть пальцами тяжеленную крышку. Безрезультатно.
– Я за ломом, – бросил Сергей и скрылся в доме.
Через минуту он выскочил с небольшим гвоздодером в руках. Подошел к люку, вставил ломик в паз кольца люка, подцепил край крышки, нажал, крышка поднялась, просунул ломик поглубже.
– Подложи чего-нибудь под крышку, перехвачу!
– Чего подложить?
– Ладно, так справлюсь.
Ногой наступил на ломик, руками подхватил крышку, потянул наверх, толкнул от себя и в сторону…Тяжелая чугунная крышка упала на газон.
– Странно, запаха почти нет. Туалетом никто не пользуется, что ли…
Сергей натянул на руки перчатки, повязку на лицо и стал спускаться, едва не задевая стенки колодца плечами.
Колодец был неглубокий, примерно метра два с половиной глубиной и увеличивался в диаметре уже в полуметре от поверхности. Дневного света хватало вполне и фонарик он включил так, на всякий случай.
По середине довольно чистого дна, в лотке, бежал небольшой мутный ручеек, да лежали несколько мокрых комков грязной бумаги.
А что, собственно, он собирался найти? Зеленый сгусток, похожий на персонажа из мультика про Губку-Боба, размером с использованную жевательную резинку, который забился в уголок и дрожит, выпучивая в испуге глазки? Как он собирался найти содержимое пробирки в канализационном люке, в который уходит содержимое ванн, раковин и унитазов трех коттеджей, судя по трубам? Он не знал. Всё, что он делал сейчас, было продиктовано импульсом, неосознанным желанием что-то предпринять, что-то исправить там, где это уже невозможно.
Для того, чтобы успокоить совесть, он решил заглянуть в трубы.
Та труба, которая приходила от их дома, была почти у самого дна колодца. Чтобы заглянуть в нее, Сергей, проклиная тесноту, встал на колени, ладонями в перчатках уперся в пол, и согнулся, наклонив голову так низко, что щекой он чуть не коснулся влажного дна. Налобный фонарик бросил луч света внутрь трубы.

08
– Что с объектом?
– Объект в канализационной системе поселка.
– Вы контролируете ситуацию?
– Да, полностью.
– Что он предпринимает?
– Произвел самоcтоятельные поиски.
– Результат?
– Отрицательный.
– Продолжайте наблюдение.
– Есть.

09
Для Организма настало время первой охоты. Развитие его достигло такой стадии, когда он мог улавливать и анализировать происходящее на значительном отдалении от себя. Вкус, запах, свет во всех диапазонах, радиоволны – Организм принимал информацию в любом виде.
Где-то, вдали от его убежища, передвигался объект, который по питательным свойствам значительно превосходил ту вторичную органику, что служила ему пищей до сих пор.
Белок, микроэлементы, металлы, все из чего состоял это объект, к тому же имеющий постоянную высокую температуру, все это было настоящим кладом для Организма. И Организм начал приготовления к охоте.

10
Крыса деловито бежала по знакомому маршруту, возвращаясь в свое гнездо. Пробежка по трубе, прыжок вниз, на дно колодца, прыжок вверх, новая труба, затем новый колодец, затем дыра в стене колодца, за ней ход под землей – и, вот оно, гнездо.
Крысе оставалось пробежать до конца последней трубы, выводящей в колодец со входом в подземный ход, когда она почувствовала легкую тревогу. Крыса тут же замерла и стала внимательно изучать окружающее пространство. Коротко пискнула, выдав подобие сигнала “свой- чужой” – вдруг кто-то из их стаи тоже направляется по своим делам? Но вместо ответного писка “свой” или шипящего вызова на поединок она почувствовала резкое движение воздуха, стенки трубы вдруг сжались вокруг крысиного туловища, моментально смяв скелет и сплющив внутренние органы. Крысиное сознание погасло.

11
Это был настоящий взрыв насыщения: чистейший, первоклассный белок, роговые вещества, поток плазмы с взвешенными в ней эритроцитами, тромбоцитами и лейкоцитами, кальциевые структуры –  усвоение всего этого вызвало бурный процесс деления клеток. Организм рос.

12
Домой Сергей и Маринка вернулись уставшими, выжатыми какими-то. Казалось бы: ну слазил Сергей в люк, ну постояла она рядом – всего и дел-то… А чувствовали себя, будто вернулись из двухдневного похода по горам…
Кое-как по очереди помыли руки и лицо под краном на кухне (душ потом, сначала надо посидеть, отдохнуть- поговорить), заварили себе по чашке кофе, Маринка – с молоком, Сергей – черный и уселись за стол там же, на кухне, друг напротив друга.
– Рассказывай, Серёж…

13
В институте, на своем потоке, они были самой заметной парой: стройная, среднего роста, худощавая Марина, жгучая брюнетка с серыми глазищами и бешеным темпераментом и Сергей – высокий, атлетического сложения блондин, этакая белокурая бестия, обладающий при этом, спокойным и дружелюбным нравом. Две противоположности нашли друг друга на третьем курсе, чтобы не расставаться уже никогда, сыграв свадьбу сразу после получения диплома.
И вот, спустя пять лет после свадьбы Сергей впервые боялся начать разговор. Он сидел и молчал, одной рукой возя кружку по столу, а другой машинально потирал шрам на левом виске, у самого глаза (так, небольшое ЧП на работе, в прошлом году), как делал всегда, задумавшись…
Маринка, уже готовая закипеть, откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди, выгодно подчеркнув ее форму, но, Сергей, казалось, и не замечал свою очаровательную жену. Расфокусированным взглядом он смотрел куда-то мимо нее и, судя по его состоянию, не видел там ничего хорошего.
– Сережа, рассказывай…
– Это был мой эксперимент, мой личный, никто не знал о нем, – начал Сергей своим обычным спокойным тоном, –  я проводил плановые исследования в рамках программы … От начальства нареканий не было, наша лаборатория давала результат, и шеф не обращал внимания на то, что я иногда задерживался допоздна, возясь с чем- то… А я… Я творил… О! Это сильно отличалось от моих должностных обязанностей – от участия в экспериментах по приданию новых морозоустойчивых свойств препаратам из аптечки первой помощи для арктического спецназа или создания новых биодобавок для них же… Я творил, я создавал, я создал новый Организм.
– Ты на нашем биофаке всегда был чуток с прибабахом, даром, что выглядишь как истинный ариец с нацистского плаката.
Сергей пропустил остроту мимо ушей.
– Я помню, конечно, твои увлечения генной инженерией… Эти идеи по усовершенствованию организмов. Но ведь дальше чтения статей по теме, дело у тебя не пошло… Тебя же сразу после диплома пригласили в Центр.
– Раньше.
– Что раньше?
– Центр. Чуть раньше. Первая беседа была перед преддипломной практикой…
– Не важно! Все равно, ты вернулся к своей идее!
– Да, вернулся. Не перебивай, Маринка. Где- то через два года работы в Центре, я задумался, а если провести эксперимент нестандартно? То есть, не ставить перед собой конкретной цели, а просто – пробовать, пробовать. Как ребенок, который строит домик из кубиков… У него же в голове нет образа, к которому он стремится, он творит, меняя план на ходу, получая удовольствие от процесса. Так и я.
– И что за кубики были у тебя? – к Маринке постепенно возвращалась её обычная ироничность
– Самые обычные кубики… Ну, тебя Маринка, заморочишь же голову… Я взял дежурный штамм и начал с ним работать. Я транслировал в его ДНК свойства всех бактерий, образцы которых я только мог достать. Я смешивал свойства в дичайших комбинациях. Аэробным бактериям я придавал анаэробные свойства. Хищным бактериям я пытался дать возможность питаться целлюлозой. Что-то получалось, что-то нет. Например, анаэробно- аэробные бактерии оказались вообще нежизнеспособны – без кислорода они не могли жить, а кислород они отказывались усваивать и тоже погибали. Но я получал, удовольствие! В основное, рабочее время я создавал все эти биодобавки для суперменов из Министерства Обороны, всякие прививки с усиленными свойствами… А вечером я творил….
– И натворил, как я понимаю…
– Натворил…- машинально повторил Сергей и снова ушел в свои мысли, – однако у меня получилось! В очередной дежурный штамм я транслировал свойства около 20-ти разновидностей бактерий: тех же анаэробов и аэробов, гетеротрофов со дна Марианской впадины, ботулиновую бактерию, которая живет в кипящей воде, бактерию из «стерильной комнаты» НАСА, антарктическую бактерию, которая питается ртутью, бактерии из верхних слоев атмосферы, которые потребляют углерод и так далее.
Первый удачный штамм прожил полчаса, потом свойства вступили в противоречие друг с другом и штамм погиб.
Позже, я добавил что-то вроде соединителя в штамм. Я имею в виду стандартный коллоидный соединитель для поливалентных прививок. Он и примирил все свойства. Мне бы на этом остановиться, доложить начальству, – Сергей тяжело поднялся и стал шагать по кухне, три шага туда, три обратно, – но, я решил добавить еще одно свойство… Маринка, давай еще кофе,-  он потянулся за чайником.
– Я сделаю, ты рассказывай. Ты же, если займешься кофе, то забудешь про рассказ, я тебя знаю.
– Я решил добавить интеллект. ДНК я взял у обычной серой крысы. Получилось с первого раза! Я хочу сказать, что новые свойства не вошли в противоречие с уже имеющимися. Каким только испытаниям я не подвергал штамм, разве- что жесткое излучение не пробовал и в плазму не помещал! Все ему было нипочем. Я преувеличиваю, конечно, но, думаю, только армейский тяжелый огнемет способен создать опасную для штамма температуру….
– И эту гадость ты принес домой!
– Ну, не совсем ее. Первая пробирка взорвалась у меня, когда я вынимал ее из автоклава, чуть глаза не лишился…
– Так вот откуда шрам! Сереня, ты ж говорил, что поранился на работе!
– Так я ж и не соврал, просто не уточнял. Так вот, я собрал штамм, переселил в другую пробирку, предварительно усилив уже имеющиеся способности к выживанию. Всё. И держал все это время в лаборатории, в сильном магнитном поле и под повышенным давлением, чтобы замедлить его метаболизм…
Маринка, живая натура, тоже вскочила со стула, но так как по кухне уже шагал Сергей, она, чтобы с ним не столкнуться, села обратно.
– То есть ты хочешь сказать, что теперь бактерии обладают умственными способностями крысы? –  в Маринке проснулся профессиональный журналист и блогер (1,5 млн подписчиков, между прочим, и постоянный контракт с Научным Обозрением), – а также ее способностями к выживанию?
– Не бактерии, колония бактерий. Еще точнее – единый Организм, представляющий собой колонию отдельных бактерий. А так да, все правильно.
Сергей перестал шататься по кухне и сел за стол. Они опять смотрели друг на друга.
– Кстати, я смоделировал его развитие на компьютере.
– И?
– Два варианта. Он будет развиваться как колония бактерий, используя свои способности только для выживания… Либо – крысиная составляющая будет доминировать, и он станет расширять свой ареал…И бороться за существование, если ему будет угрожать серьезная опасность.
– Да…. И что мы будем делать? Надо же его найти! И как тебе удалось его вынести из Центра?
Сергей, опять успевший глубоко задуматься, услышал только последний вопрос
– Ничего сложного… Секретность, допуски у нас, конечно, есть, но проверяют нас не особо тщательно. БАДы и прививки – это не биологическая угроза…. Достаточно утром записаться в журнале на сервере, указать, по какому профилю работаешь сегодня. Вечером отчитаться в журнале, что все чашки- пробирки- биоматериал уложены обратно в режимные шкафы для хранения. Ну, я и отчитываюсь, все честно.
– Домой- то зачем притащил?!
– Проверка, большая проверка впервые за 4года, из МО… Мало- ли что…
– А утром, конечно, забыл забрать
– Забыл… Стало чего- то неспокойно, вот и решил съездить пораньше, чтоб не думать, да и на выходные дома не оставлять…
– Да… Дела… Я же правильно поняла, что эта гадость может представлять опасность?
– Да
–  Надо возвращаться, искать еще! Давай залезу я, мне удобнее. Давай полезем по всем люкам.
– Маринка, как ты себе это видишь? Мы с тобой, средь бела дня лазим по люкам? Да управляющий прицепится, ты ж его знаешь
– Так давай скажем управляющему, что у нас засор! Пусть приедут сантехники, или кто там отвечает за колодцы?! Вот они и прочистят люки, и выгребут эту гадость!
– И выльют в канализацию… опять…. Это не выход.

14
Организм рос и развивался. По общему объему он достиг размеров крупной кошки. И он уже не находился на прежнем месте. От колодца у дома, в котором совершенно справедливо рассчитывал найти его Сергей, он перебрался по трубам в другой колодец, в тот, с дырой в стене и подземным ходом к крысиной норе, сейчас уже пустующей. Он расположился на стене колодца, вокруг выхода трубы, как раз напротив начала крысиного хода.
Если бы кто забрался в колодец и осмотрел стены, то увидел бы вокруг трубы своего рода манжету из множества серо-зеленых пузырьков, которая валиком охватывала трубу.
Организм получал все больше и больше информации об окружающем мире. При этом он перестраивал себя, усложнял. Он изменил свою структуру. Теперь он состоял из множества мини- колоний отдельных бактерий. Каждая мини- колония, по сути, представлявшая собой отдельный организм, имела свою защитную оболочку и с соседними колониями соединялась волосками-жгутиками, которые играли роль нервных волокон и соединительной ткани.
К тому времени, когда Сергей с Маринкой разговаривали на кухне после неудачных поисков, Организм уже имел некоторое представление об окружающем мире. Он понимал, что находится в замкнутом пространстве, что совсем недалеко условия окружающей среды заметно изменяются, увеличивается количество кислорода и ультрафиолета, более заметны колебания температуры. Но главное – там тоже в изобилии водилась первичная биомасса, которая давала потрясающее насыщение и огромный запас энергии. Но к охоте в той среде он был еще не готов. Поэтому организм находился в пассивном режиме и продолжал изучать пространство вокруг себя, выбирая новый объект для охоты. И, примерно в тот момент, когда Сергей и Маринка заканчивали свой разговор, Организм обнаружил огромный объем первичной биомассы. Чтобы добраться до него, необходимо было переместиться на заметное расстояние. Организм начал готовиться ко второй охоте.

15
Гном и сам не смог бы сказать, как он оказался в насосном колодце. Башка раскалывалась после выпитого вчера лосьона для бритья, найденного в мусорном баке. Сумка с нехитрым скарбом бездомного плавала в сточных водах рядом и чуть ниже его. А сам Гном сидел на кожухе насоса, привалившись спиной к стене колодца, поэтому и не захлебнулся дерьмом, после того как вырубился вчера. Оставалось вспомнить, зачем он забрался в канализацию, если можно было найти более удачное место для ночевки – теплосеть, например. Прятался от ментов? Или от местных? Но, после голова отказывалась вспоминать. Какое там – вспоминать! Он и соображал- то с трудом. Ладно, надо выбираться. Судя по свету, бьющему через крышку люка, день еще не закончился, и надо было найти чего пожрать, а то с похмела сводило кишки, да и пить хотелось так, что он готов был напиться из более- менее чистой лужи наверху. Осторожно поворачивая голову и стараясь не двигать глазами, Гном разглядел кожухи других насосов, лестницу, ведущую наверх, выходы труб, из которых периодически струями и сгустками вываливалось дерьмо. Из одной трубы вывалилась очередная порция жидковатого дерьма и плюхнулась в лужу, но не утонула, не растворилась, а начала двигаться в его сторону.
Да, перебрал я вчера, чертовщина всякая мерещится… Гном, у которого мозги ворочались как мухи в киселе, подтянул к себе ноги у продолжал пялиться на плывущее Что-то…
Сгусток уже почти подплыл к стенке насоса и Гному удалось рассмотреть его получше. Гном сразу вспомнил далекое детство, захламленные пожарные пруды на окраине рабочего поселка и лягушачья икра на воде, вдоль берега.
Да, мать его так, больше всего эта гадость напоминала лягушачью икру, только каждая икринка была в несколько раз крупнее лягушачьей. «Интересно, а если ее поймать и сварить на костре? Жрать охота, похмельный жор, видать, наступает…».
У Организма были точно такие же планы на Гнома. Сгусток доплыл до стенки насоса, начал втекать по ней наверх, вот он коснулся поджатых ног бездомного, потек по голени к колену. На все это Гном смотрел с оцепенением, как бы со стороны. На колене сгусток, до этого растекшийся в толстый блин, вдруг подобрался, подвернув края под себя, на мгновение став похожим на гриб- шампиньон, и ….взвившись в стремительном прыжке, с влажным хлюпаньем полностью накрыл лицо Гнома.
«Что за бл…дь… ?!» –  успел выругаться про себя бомж. Его лицо вдруг обожгли тысячи ледяных иголок, в ноздри, рот, уголки глаз, в уши вдруг устремились холодные пульсирующие щупальца, они продавливались все глубже, раздвигая, разрывая плоть… А потом сгусток сжался в мощнейшей конвульсии и кости черепа Гнома не выдержали, голова лопнула переспелым гранатом.
Если бы кто-то смог посмотреть на это со стороны, то он бы увидел тело бродяги, шею которого венчала серо-зеленая пульсирующая масса в форме неправильного шара. Шар этот был по размеру меньше, чем обычная человеческая голова, а в глубине, за его мутными стенками можно было разглядеть искаженные черты лица, будто нарисованные на спущенном футбольном мяче.

16
– Доложите ситуацию.
– Объект провел две охоты. Первая жертва – крыса. Вторая жертва – человек…
– Кто?! Он?
– Нет, случайный бомж.
– Как он попал на контролируемую территорию?
– Брешь в ограждении со стороны леса. Подрыли лисы.
– Охране поселка – выговор с занесением в досье и лишение 50-ти процентов оклада в этом месяце.
– Есть.
– Вы уверены, что контролируете ситуацию?
– На сто процентов. Мы еще раз проверили расчеты. Укрепили периметр.
– Продолжайте наблюдение.
– Есть.

17
Вторая охота принесла наслаждение, не сравнимое с первой. Все структуры Организма-колонии заработали во сто крат интенсивнее, деление шло настолько активно, что через отрезок времени, равный часу, Организм вдвое увеличил свой объем. Восприятие обострилось.
Он смог просканировать пространство в радиусе трехсот метров. В нижней ее полусфере не было ничего интересного. Та же текущая по трубам вторичная биомасса, представители первичной биомассы незначительных размеров. А вот верхняя полусфера была очень интересна. Сканирование показало наличие десятков высших представителей первичной биомассы. Сколько объектов для охоты! Сколько идеальных источников энергии!
Организм еще сидел на теле Гнома. Его сигнальные рецепторы не чувствовали никакой угрозы, и поэтому Организм был занят тем, что усваивал новые питательные вещества и новую информацию, подаренную ему объектом охоты.
Первый сигнал тревоги пришел, как ни странно, из глубин собственной колонии. Самый дальний, Первый периферийный пояс мини-колоний стал вдруг недоступен для прохождения контрольного сигнала, который Организм пропускал по всему своему объему один раз в миллисекунду.
Спустя тысячу контрольных сигналов связь с периферией не возобновилась. Кроме того, добавилась новая проблема. У Второго периферийного пояса несколько замедлился метаболизм и ослабла взаимосвязь между его мини- колониями.
Организм приступил к экстренному анализу.

18
– Хорошо, сколько времени? Начало пятого… Темнеть начнет где-то через полтора часа. Возвращаемся. Осмотрим еще раз наш люк. Потом ближайший к нему, потом следующий, сколько успеем до сумерек. Главное, чтоб управляющий не увидел, да и соседи.
– Не дрейфь, Сереня, –  Маринка вновь была бодра и готова к действиям –  в нашей части поселка еще мало заселенных коттеджей, будем надеяться, что повезет. Только, чур лезу я.
– Никаких “я”! Ты не полезешь! Ты даже не знаешь, что искать!
– Как это – не знаю?!  –  с вызовом ответила Маринка, и смутилась – Я ж не нарочно… Ну, давай помогу, а?
– Наверху поможешь. Стоять и наблюдать. Страховать меня.
– Страховать?! Ты ж не думаешь, что это опасно?
– Маринка, я могу только предполагать, что за истекший период времени метаболизм позволил ему….
– Короче, Сережа!
– Надеюсь, что нет, не опасно… В любом случае искать надо.
Перед тем, как спуститься в люк, Сергей обвязался веревкой вокруг пояса, конец отдал Маринке – страхуй.
На ближайший перекрёсток выкатился красный «Сандеро» управляющего.
«Принес же черт, ну как чувствовал…»
Однако «Сандеро» не остановился, мелькнула только вскинутая в приветственном жесте ладонь управляющего и автомобиль скрылся за угловым коттеджем
«Повезло».
– Ладно, полез, держи веревку.
Сергей еще не достиг дна, когда услышал шорох в трубе. «Надо было хоть горелку взять, что ли…». Встав обоими ботинками на дно, Сергей сделал два вдоха через марлевую повязку и задумался. Шороха он больше не слышал. «И что делать будем?» Размышляя, развернулся к трубе, к той, что шла от колодца дальше в канализацию, в сторону от их дома.
Он уже наклонялся, когда увидел, что из трубы вдруг вывесилась и начала перетекать в лоток сероватая пузырчатая масса. Та ее часть, что собралась на дне колодца, двумя рукавами, похожими на ложноножки стала охватывать ноги Сергея, замыкая его в кольцо. Вскоре вокруг него остался крохотный, идеально круглый участок дна, не занятый серо- зеленой пеной, а поток из трубы все не иссякал. Будто решившись, масса, множеством отдельных лучиков устремилась к центру круга. Вот уже первые ложноножки коснулись шершавой поверхности ботинок, соединяясь в более толстые ручейки, начали подниматься по голенищам. «Неужели это ОНО…..?! Собрать всё это? В ведро? Как?!».
Ноги уже полностью погрузились в серо- зеленую массу, их сдавило от пяток до середины голени. Это странным образом напомнило Сергею ощущение из детства, когда стоишь в глубокой луже, а вода сдавливает ноги через резиновые сапоги.
Наконец, поток из трубы иссяк, из трубы уже вываливались отдельные сгустки. Сергей стоял в состоянии ступора. В чувство его привело морозное покалывание в тех местах, где пена уже коснулась голых ног под брюками, над верхним обрезом сапог.
На смену ступору пришла паника.
– Маринка, б…ь, тяни! Быстрее! – немного присев, Сергей оттолкнулся ногами от пола, руками ухватился за железные скобы лестницы и рванулся наверх.
Оно отпускало неохотно, держало, как густое тесто. Сергей повис под углом к днищу – согнутыми в локтях руками он вцепился в лестницу, а ноги удерживало ОНО.
Еще немного согнув руки, Сергей подтянул себя ближе к лестнице, левой рукой перехватил за ступеньку выше, потом это же удалось сделать и правой рукой. Невероятным усилием подтянул к себе колени.
– Тяниииии, Маринка!!!- проревел он и услышал, внизу треск…  «Ноги свободны!!!» Его бросило грудью на металл лестницы. Найдя опору ногами, перемазанными в серо- зеленой гадости, он стремительно вскарабкался по лестнице.
Как только его голова и верхняя часть туловища показались над асфальтом, она бросила веревку и ухватила его за куртку над плечами, потянула… и Сергей полностью вывалился из люка.
Маринка не удержала равновесия и опрокинулась на спину, и сверху на нее навалился Сергей.
– Аккуратней, медведь, раздавишь…- а руки ее трогали его плечи, его шею, его волосы, его лицо и она уже приговаривала, –  цел, Сереженька, хороший мой, цел, как же ты напугал!
Потом отодвинула его лицо от себя одной рукой, а другой размашисто влепила ему пощечину.
– За что, Маринка?!
– За “б….ь”!

18
Жизненные показатели 60-ти процентов мини-колоний были близки к нулю и Организм отбросил их. Еще 20-ть процентов мини-колоний стремительно деградировали.
Между ними обрывалась соединительная ткань, переставали проходить нервные импульсы. Организм отбросил и их.
На поверхности остались 10-ть процентов его тела. Послав слабый импульс наверх Организм понял, что и они безвозвратно потеряны.
Он умирал. Жизнь теплилась только в десяти процентах его прежнего объема.
Окончившаяся неудачей третья охота показала, как далеко зашёл регресс.
Организм провел экстренное сканирование оставшихся полноценных мини-колоний и принял решение перейти в анабиоз, чтобы максимально замедлить распад.
Серо–бурый, с бордовыми прожилками и пепельным налетом комок бугристой слизи с детский кулачок размером забился в опустевшую крысиную нору.
Во второй раз за свое недолгое существование он перешел в состояние споры – создал вокруг себя надежную оболочку за счет увеличения плотности и толщины мембран внешних клеток и прервал всяческие контакты с внешним миром.

19
– Из-за сапог расстроился?
– Маринка, да ты что?! Какие сапоги?! –  Сергей как пришел домой в одних носках, выбросив, повинуясь импульсу, заляпанные дрянью сапоги в люк, так и ходил, не обувшись, –  Мариночка, это катастрофа… Он чуть не утащил меня вниз. За пол дня он развился настолько, что смог охотиться! Чего ждать дальше?!
– Может быть, пора все рассказать твоему начальнику лаборатории? Пришлют МЧС…. Или кого там…
– Маринка, это же конец! Мне конец, как ученому! Да как бы просто уволили, а то…
Сергей стоял и даже перетаптывался с ноги на ногу от безысходности. Маринке было тяжело смотреть на мужа, ей было очень жаль его, этого обычно спокойного человека, ей было обидно за себя, что она не может помочь ему…
– Ладно, Марин, я в душ, потом начальнику позвоню…

20
– Нам нужен Сафронов Сергей Николаевич. Разрешите пройти?
– Да мы только пришли… Он в душе… Да по какому праву?!
– Марина Михайловна, где Ваш муж?
– Что Вы хотите?
– Сергей Николаевич, прошу на выход, с вещами, у Вас 15 минут на сборы
– Как же…? Что же это? Куда…? Но ведь нужно…. Я должен…
– Теперь это наша забота.
– Так вы знаете?!
– Это наша работа. У Вас 14 минут на сборы.
– Да вы не понимаете, он в канализации… Он развивается молниеносно… Угроза городу…Человечеству…!!!!!
– У Вас была ошибка в расчетах. Коллоидный соединитель нестабилен. Объект уже практически распался.
– Что вы говорите?! Но я же… Эксперименты.., ладно, хорошо…А как же..
– Канализация поселка – это замкнутый контур. Мы уже заканчиваем очистку. Вы это хотели спросить? Итак, у Вас десять минут на сборы. Кто-нибудь, дайте супруге успокоительное!

Эпилог
Солнце светило вовсю, ни одного облачка не было видно на бледно- голубом, выляневшем небе.
Когда- то Сергей любил жару, сейчас же проклинал это пекло.
До трех двухэтажных бытовок, громко называемых БАЗА МО РОССИИ оставалось еще больше километра. Этот путь до аула в долине, где был более или менее сносный магазин, и обратно на перевал, Сергей один раз в неделю проделывал пешком. Хоть какое- то развлечение…
Восемнадцать лет назад здесь прошла война, очередной локальный конфликт. Люди восстановили аулы в долине, но этот поселок зарубежных специалистов, “поселок белых шайтанов”, как его называли во время войны, никто не восстановил.
Он брел мимо брошенных домов с выбитыми окнами, с черными пятнами пожаров на стенах. Опасность и сейчас подстерегала повсюду. Нельзя было свернуть с тропинки – здесь было разбросано немало противопехотных мин, не все еще убрали…
Нельзя зайти в пустующие дома некогда гостеприимного поселка – там, в прохладе брошенных помещений можно было наткнуться на ядовитых змей.
А страшнее всего становилось от того, что нельзя было думать о прошлом, о жизни, которую он потерял, и Маринку вместе с ней.
После истории с пробиркой его выгнали из Центра и поставили перед выбором: либо – тюрьма, либо – отдаленная база на Кавказе и должность медбрата в медицинском пункте.
В тюрьму конечно же не хотелось, и всю ночь перед отъездом они просидели с Маринкой на диване, обнимаясь и плача друг другу в плечо.
Они говорили, что он обживется там и Маринка потом приедет к нему, и они снова будут вместе, и она тоже найдет здесь работу, и все образуется…
Первый год они разговаривали по Скайпу каждый раз, когда удавалось наладить связь.
На второй год их разговоры случались все реже, и Маринка уже не говорила, что “…вот скоро раскидаю дела и приеду к тебе на целую неделю!”
И сейчас, на третьем году ссылки, со времени их последнего разговора прошло уже два месяца, а Сергей все не решался набрать Маринку…
А что он ей скажет?