Неотразимец (миниатюра)

(миниатюра из серии «Убитая кошка мадам Поласухер»)

Эпиграф:
– Кто убил кошку у мадам Поласухер? Кто…
– Вы, Шариков, третьего дня укусили даму на лестнице, – подлетел Борменталь.
– Вы стоите… – рычал Филипп Филиппович.
– Да она меня по морде хлопнула, – взвизгнул Шариков, – у меня не казённая морда!
( Булгаков, «Собачье сердце»)

– Гарька! Скажи мне честно…
– Ну?
– Не «ну», а честно! Скажешь или опять как всегда?
– Чего надо-то?
– У тебя с мадам Поласухер были половые отношения? Только честно!
– Чего?
– Половые. С Поласухер.
– Какая на хер Сухер? Чего ты мне это самое?
– Понятно. Значит, совесть опять не стучится в наше глухое к людским переживаниям сердце. Значит, совесть у нас по-прежнему спит. Вместе с хитростью, жадностью и наглостью.
– Тебе вообще-то чего от меня надо?
– Признания, Гарька! Честного человеческого признания! Неужели ты ни разу в жизни не слышал такого совершенно понятного человеческого слова?
– Не понимаю! Не понимаю! Не понимаю! Какое на х… признание?
– И опять это вроде бы совершенно честное удивление глаз… И опять эти вроде бы совершенно честные коровьи вздохи… Всё это мы уже проходили, мой давний друг! Пора уже импровизировать, а не останавливаться на достигнутом! Как говорил товарищ Станиславский тире Немирович тире Данченко: «Не верю!»
– У меня, между прочим, законный обеденный перерыв. И поэтому не пошёл бы ты со своими тирями знаешь куда?
– Знаю. Я её там десять минут назад как раз и встретил-повстречал.
– Кого?
– Её. Мадам Поласухер. Идёт и рыдает, трясясь. Слёзы – ручьём. Рыдания – на весь переулок. Её даже собаки обегали. Которые с тамошней помойки. Которые никогда и никого не обегают. Всегда прут напролом. Потому что ничего не бояться! А её – боялись! Сам видел! Вот этими честными глазами! Ты мне веришь? Хоть ты-то мне веришь, Гарька?
– Кого обегали?
– Фу ты, ну ты… Да её же! Поласухер!
– Опять какой-то Сухер! У меня сосед – Васька Цукерман. Но он уже три недели пьёт. И мужского пола. Так что никакого Сухера я не знаю! Честное пионерское! Век свободы не видать! Зуб даю – не знаю!
– А я и не утверждаю, что ты знаком с этой совершенно положительной во всех отношения и глубоко порядочной женщиной. Но я в то же самое время не отвергаю вариант предположить, что ты имел с нею совершенно близкую половую связь.
– Интересно! Это как же я бы с ей имел, если я с ней как бы даже не знаком?
– Вот этот интересный вопрос нам и предстоит прояснить совместными дружескими усилиями.
– Не собираюсь я ничего прояснять! Иди ты на хер со своим сухером!
– Это грубо, Гарька! Это тебя совершенно не красит!
– … и вообще, упёрлась она мне в одно место, эта порядочная женщина! Я непорядочных люблю! Они меня больше упоря… упорядовычевывают!
– Ну, что ж… Как говорится, на вкус и цвет у каждого – своя гнилая колбаса… Тогда кто же ей сегодня ночью на квартирной двери написал большими зелёными буквами «Гарька – козёл»?
– Кто?
– Вот я и спрашиваю.
– А я откуда знаю?
– И с этим могу согласиться. Но почему написано именно твоё неприхотливое имя? Не какой-нибудь Кузьма Дормидонтович?
– Это ещё кто такой?
– Кто?
– Кузьма!
– Какой… Это никто. Это я для наглядности. Так почему именно твоё прекрасное постное имя упомянуто на ейной квартирной двери?
– Не знаю я! Я ночью спал! С вечера был сильно выпимши, поэтому и дрых без задних ног!
– Это может кто-то подтвердить?
– Сосед может. Васька Кузяев. С ним выпивали-то. Три поллитры уговорили. Момент! А с какого он должен чего-то подтверждать?
– Как с какого? А алиби?
– Алиби?
– А как же! Тебе же нужно алиби!
– Мне? Накой?
– Что ты в этот вечер выпивал, а не…
– Ну? Чего утих-то? Чего «не»?
– Я не знаю чего, но…
– Вот! Сам не знаешь, а говоришь! А у меня, между прочим, обеденный перерыв заканчивается!
– Соответствующие органы могут поинтересоваться.
– Какие органы? При чём тут органы? Похмелись, барбос! Мелешь, чего сам не понимаешь!
– При чём тут… Да поступай, как хочешь! Только если она заявит куда следует, что ты – отец, вот тогда меня и вспомнишь! Ой, как вспомнишь! Только поздно будет! Как говорится, сколько верёвочке не виться – а раком, рано или поздно, вставать придётся! Отольются тогда кошке мандавошкины слёзы!
– Ну, убил! В натуре убил! Тебе в артисты надо идти, разговорного жанра, а не в газетчики! Столько наплёл, что сто пудов не разобрать! При чём тут кошки? При чём мандавошки? Я каждую субботу в баню хожу! Три раза париться залезаю!
– И опять этот наивный блеск прекрасно-удивлённых глаз… И опять этот вроде бы совершенно ничего не понимающий взгляд… Да, теперь я понимаю чем ты соблазнил мадам Поласухер.
– И чем же?
– Ну, уж не своим постоянным, совершенно диким перегаром! Вот этим неотразимым взглядом! Ох, и шалун! Шалун-неотразимец!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Лимит времени истёк. Пожалуйста, перезагрузите CAPTCHA.