Эпиграф:
– Боцман говорит:
— Жара с этими наименованиями. “Пенкин” у нас дали ошибочно. А что касается до “Грозы”, то это было малоактуальное название. Оно отчасти было беспринципное. Это явление природы. И оно ничего не дает ни уму, ни сердцу. И капитану дали за это вздрючку. Вот почему и закрасили.
Тогда мы обрадовались и сказали:
– Ах, вон что! — и сели на этот пароход “Короленко”. И поехали.
А боцман нам говорит:
– Глядите, в Астрахани не пугайтесь, если обратно найдете другое название. –
( Михаил Зощенко, рассказ «Происшествие на Волге»)
Наш совхоз при Советской власти на всю область гремел. А как же! Всегда в передовиках ходили! А чего было не ходить, если покосы – во! Посевы – во! Удои – во! Надои – во! Свиньи – во! Коровы – во! Сиделки у баб – во! Морды у мужиков – как у баб сиделки! Даже ширше, потому что с ушами! А голосищи какие! Трубы иерихонские, а не голосищи! Наши девки, бывало, как запоют: «Хороша я, хороша, да плохо одета! Никто замуж не берёт девушку за ЕТО!» – так мороз по коже и в дыхании – перехват! И у всех слёзы на глазах, у всех поголовно! Нет, не оттого, что наших девок никто замуж не берёт ( их попробуй не возьми! Они сами кого хочешь возьмут одной левой и перекинут на одну правую!), а от гордости за этот нежный девичий хор нашего славного совхоза! Уж очень они душевно исполняли! Опять же все как одна незамужние! Хор на всю область гремел! Даже ширше! Соседние тоже дрожали и трепетали!
У нас даже бык был не как у всех… парнокопытных и млекопитающих. Это в том интимном смысле, что не с двумя, как у прочих, а с тремя яйца… В общем, с тремя. С чем, с чем… С этими самыми… Которые висюльки волосатые! Ну, поняли, наконец, и почему? Взрослые же люди, половозрелые, можно сказать, особи… Его Дустом звали, потому что дуст очень нюхать любил. Наркоман собачий, откуда он такой только взялся… Зато как осеменял! Залюбуисси! Никого не пропускал! Даже кошек! Бабы с дойки идут, как его увидят – сразу врассыпную. Вовремя не успела убечь – всё! Не отстанет, собака такая! Подбежит и своЁй башкой тереться об её начинает. Дескать, давай, раз убечь не успела. А то или забодаю, или зацелую. И куда денисси? У него ж рога как у лося и губищи всегда в слюнях до коленок! Враз пригвоздит и обслюнявит!
Зато рекордсмен был – настоящий чемпиён! Ему на сельскохозяйственной выставке даже медаль дали за его половую неутомимость. Поэтому и ликвидировать не могли решиться, хоть наши бабы и слёзно просили. Ага, ликвидирай такого! Попробуй тронь! Он же не просто бычара, а выставочный экземпляр-медалист! Потом по судам бегать замучаешься, доказывать, что сам не верблюд и у самого только два, а не три, как у Дуста. Пришлось терпеть. Политика! Страшное дело!
Да… Всё было хорошо, все как у нормальных передовых людей. Только одна беда – с названиями. На первом общем собрании (это ещё на самой заре подъёма коммунизьма было, в тридцатые годы) сначала и сгоряча хотели совхоз товарищем Марксом назвать. В смысле, его благородным именем в духе тогдашних передовых идей. Только районный уполномоченный не разрешил. Револьверт из кармана своих красных революционных шаровар достал и предупредил: вы меня лучше не раздражаёте, а то натурально выстрелю. Дескать, совсем вы здеся, в своём грёбаном совхозе, оху… совсем, что ли, недостаточно подумали? Сравнили тоже: товарищ Маркс, вождь мирового пролетариата в планетарном масштабе – и ваше гавноводческое хозяйство, которое даже мухи стороной брезгливо облетают! Это даже смешно! Так что предупреждаю: будете продолжать настаивать – осуществлю трагические последствия без всякого дрожания руки. Предупреждаю: револьверт не пряниками медовыми – настоящими железными пулями заряжённый! Бойтеся его, люди сельскохозяйственного труда и отсталых взглядов!
Тогда Васька Громов встал и предложил: если Марксом нельзя, давайте назовём товарищем Морковкиным. Уполномоченный сразу насторожился: кто такой? По какой линии? Как относится к происходящим на селе радостным реформам? Васька объяснил: товарищ Морковкин – пламенный революционер нашего местного значения. Можно сказать, выдающийся трибун и практически сказочная личность. Кстати, тоже в своё время с револьвертом ходил, опасаясь скрытых врагов. Так что самое, как говорится, в точку им наш выдающийся совхоз обозвать. И где ж сейчас этот ваш Морковкин, задал уполномоченный следующий коварно-политический вопрос. Пал, ответил Васька. Как это пал, удивился уполномоченный. Что значит «пал»? А вот так и пал, развёл Васька руками. Шёл по улице – и пал. Организм не выдержал постоянного испытательного напряжения алкогольными напитками. Можно сказать, ушёл из жизни на боевом посту, не прощаясь. Светлая память товарищу. Не забудем в веках.
Не, поморщился уполномоченный. Морковкиным не надо. Во-первых, несолидно, а во-вторых, у вас здесь и так по части самогоноупотребления одни сплошные морковкины. Наша социалистическая общественность может превратно истолковать. Надо назвать как-нибудь бодро, призывно – и в то же время в духе идей и последних постановлений на бесконечном пути к нашему всеобщему светлому будущему.
После долгих прений и взаимных оскорблений сошлись на названии « За сплошную коллективизацию!». А чего? Замечательное название! Призывает к свершениям, и опять же дух от него идёт такой невыразимо идейный – хоть все ноздри сразу затыкай и вдыхай в последний скорбный раз!
Так и назвали, но продержалось сие название недолго, до следующего лета. А к лету сложилась непредвиденная языковедческая ситуация: если «за сплошную» народ выговаривал на едином дыхании, и никаких сложностей с употреблением произношения не испытывал, то слово «коллективизация» в обиходно-разговорном употреблении не прижилось. Нет, может для кого-то, более образованного, произнести его никакого труда не представляло, а мы путались. В конце концов, употреблять его вообще перестали и стали называться укорочено – «За сплошнуя!». И так бы и дальше назывались, но летом приехал новый уполномоченный в красных революционных шароварах и разнёс это название в пух и прах. Вы чего себе здесь позволяете, спросил он грозно и на всякий случай револьверт на стол выложил. Насмехаться над нашими достижениями и завоеваниями в свете последних постановлений? Что это за название такое – «за сплошнуя!»? Что это, не побоюсь этого определения, за откровенно буржуазный апофейёз с враждебно идейной подоплёкой? Не надо нам таких капиталистических песен! Пока добром прошу – не исполняйте ни вслух, ни даже в мыслях!
Васька Громов только было свой хавальник раскрыл, хотел разъяснить, но уполномоченный так выразительно сначала на него, а потом на револьверт посмотрел, что Васька сразу же стух и опять на скамейку плюхнулся. Сообразил, гадёныш!
Ну, вот и правильно, одобрил уполномоченный. Вот и все бы так. А то придумали тоже – «За сплошнуя!». Абстракционизьм какой-то! Чёрный кавадрат с зелёным пирилипипидом! Поэтому предлагаю назвать скромно, но с достоинством – «Вперёд, к победе коммунизма!». Опять же ярко, призывно и, главное, в духе идей! И чтобы ни одна падла… (и после этого живописного слова выразительно посмотрел на Ваську)! Возражения есть? Возражений, понятно, не было. Даже Васька согласился. А чего ж, сказал. Коммунизм так коммунизм. Наше светлое и распрекрасное будущее. Нам, счастливым селянам, один хрен.
Вот и ладушки, сразу подобрел уполномоченный. Тогда за всё за ЕТО пусть ваши девки исполнят мне мою любимую песню «Полюбила лейтенанта, а майора хочется!». Доставят мне, образно говоря, такое почти плотское удовлетворение, пока я свой револьверт в свои красные революционные шаровары окончательно не засунул.
Вот под таким совершенно благородным названием мы и просуществовали до самой горбачёвской перестройки. Правда, нашлись охальники, переделали называние в «Пи..дец коммунизму». Но так называли только между собой, в кругу, так сказать, родных и невыносимо близких, опасаясь репрессий за идеологическое глумление. Хотя всё равно забирали. Васька даже год отсидел. Припаяли антисоветскую агитацию и издевательство над нашим общим святым и светлым. И правильно сделали, что посадили! Диссидент чёртов!
Да, дела… В общем, одна морока была с этими названиями. Зато сейчас – красота! Названия нет. Совхоза нет. Удоев нет. Покосы никто не скашивает. Свиней с коровами в духе последних идей порезали. Одно жалко: Дуст издох. Потому как, повторяю, коров перевели, а кошки стали удивительно прыткими и увертливыми. И бабы тоже. Он, правда, одно время на летних дачниц свой блудливый глаз положил. Их у нас в последние годы развелось немеряно. Гораздо больше, чем коров. Так вот, положить-то он положил, но из города приехал минцанер, приставил ему меж рогов свой блестящий револьверт и очень выразительно заглянул в его вопросительные дустовые глазки. Дескать, ну, как, дорогой товарисч? Всё понял в духе последних постановлений или на курок нажать? Дуст понял: дела хрены. Не согласишься – может и нажать. Так что с дачницами лучше не связываться. Они решительно возражают удовлетворять его низменные скотские инстинкты.
Единственное, что не изменилось с тех радостных социалистических времён, так это Васька Громов. Он после распада Союза и совхоза сначала фермером заделался, но поскольку фермер из него, как из Дуста – непорочный девственник, то надел свой земельный продал и сейчас устроился оппозиционером-правозащитником. А чего? Хорошая работёнка! Главное, непыльная! Правда, не совсем понятно, в чём она заключается и с какой стати за неё деньги плотют. Но Васька – довольный! Я, говорит, в своё советское время незаконно пострадал от ужасов коммунистического режима в виде лишения свободы сроком на один год. Так что теперь имею полное конституционное право. Вот собака! Всегда устроится! При любой власти, при любых режимах – а почему? Потому что чует носом все передовые идеи и последние постановления! Научился там, на киче-то, кой чего держать по ветру!
Совсем забыл! И хор наш девчачий тоже того… Приказал, так сказать, долго жить. Девки-то, как совхоз наш, так сказать, ушёл в невозвращаемое социалистическое небытиё, сначала в город подались, хотели там валютными проститутками устроиться (замечательная профессия! В духе последних современных идей!), но им там, в городе, прямо на автобусной остановке сказали: да вы чего? Вы совсем что ли, в этом своём орденоносном совхозе, оху… то есть, ничего не понимаете? Все эти тёплые места давным-давно заняты и вряд ли когда в ближайшем будущем освободятся. Так что возвращайтесь домой и грызите семечки, если вам там делать совершенно нехрена. Вот они и вернулись. И с тех пор грызут. А одновременно петь и грызть они не умеют. Может, когда и научатся в нашем светлом будущем. Когда у нас опять появятся и расцветут пышным цветом очередные передовые идеи в свете наших донельзя доверчивых и простодушных народных масс.