– Я понял, – сказал дедушка и снял с крючка хозяйственную сумку, с которой он всегда ходил в магазин. – Мороньки, пироньки и это… как её…
– Пиццу, де-душ-ка! – хором прокричали катя и Маша. Дескать, ну, что ты никак не можешь запомнить такое простое русское название!
– Да. Пиццу, – согласился дедушка. – Пирог такой. С итальянцами.

А что, собственно, случилось, и при чём тут пицца? А случилось хорошее, и даже сразу два раза: первое – хорошее, а второе так просто замечательное. Во-первых, дедушка получил пенсию, а когда он получает пенсию, то обязательно покупает внучкам Кате и Маше, и ещё бабушке, своей горячо любимой, несмотря на долгие совместно прожитые годы, супруге какую-нибудь вкусняшку. Сегодня это должна была быть пицца, ну, и плюс ней обязательные мороньки и пироньки (мороженые «пломбир» за девять рублей пятьдесят копеек за одну пачку, а пачек нужно покупать три, и также три пирожных с названием «эклер» стоимостью двенадцать рублей и тоже за одно. Всего – очень серьёзная сумма, но ведь дедушка пенсию получил! Целых несколько много рублей!). А замечательной новостью было начало зимних школьных каникул! Ура, товарищи! Ура, дедушка Мороз и прилагающаяся к нему красивая девушка Снегурочка!

– Тэкс-тэкс-тэкс, – сказал дедушка, вернувшись из магазина, раздевшись и усевшись читать свою любимую газеточку (интересно, чего интересного в этих газеточках можно прочитать, если он их постоянно с интересом читает?). – Значит, у вас начались долгожданные зимние каникулы?
Катя и Маша моментально насторожились и посмотрели на него: ну и начались. Ну и что вы, дедушка, хочите этим сказать?
– Ну, начались, – осторожно сказала Катя. – Ну и чиво?
– Ничиво, – в тон ей передразнил дедушка, этот до невозможности ехидный пожилой старикашечка, который не упустит ни одного случая, чтобы поехидничать. – И сколько же они будут продолжаться?
– А целых прям две недели, – ответила Катя. – Целых прям много дней. Больше даже десять.
– Великолепно! – буквально расцвёл дедушка ( а он-то чему радуется? У него, что ли, каникулы? Они у него уже давно! Как на пенсию вышел, всё и гуляет, отдыхая и веселясь!).
– А великолепно потому, что я точно знаю, чем, например, будет заниматься в эти замечательные каникулы наша Катя.
– Чем же? – спросила она.
– А тем, что в это прекрасно освободившееся время, во все эти две недели, наша Катя каждый день, с утра до глубокой ночи будет заниматься своим любименьким английским языком, – торжественно-гнусным голосом объявил дедушка и от такого оглушительного счастья даже этак сыто, как кот, зажмурился. После чего подождал несколько сладостных мгновений, глаза открыл и посмотрел на Катю почти что с обожанием. Та в ответ сделала такое лицо, что и без слов стало сразу понятно: дедушкины сладостные грёзы он может оставить глубоко при себе. Никаким английским языком она в каникулы заниматься не собирается. Категорически и навсегда на всё время этих замечательных каникул! И пусть дедушка даже и не надеется и не щурит сыто свои хитренькие глазки. Нас никакими глазками не обманешь, не проведёшь и не заставишь! Видали мы уже разных глазков, разных ушков и разных ротиков! Сам своим любименьким английским занимайся! Хоть с утра и хоть до ночи! Приятного аппетита! Пожалуйста, спасибо, будьте так любезненьки, получите во все свои старческие ручечьки!

-В каникулы нельзя ничем заниматься, – пришла на помощь сестре Маша. – Потому что он в каникулы должен отдыхать.
– Кто? – тут же спросил дедушка (Я же говорю: какой любопытненький! Весь прямо в бабушку. Которая тоже такая же.).
– Мозг, – пояснила Маша, и, подумав, добавила. – Который в голове. И вообще, мы скоро в зоопарк поедем.
– О-о-о! – восхитился дедушка. – Животных наблюдать? С познавательными целями?
– Да, – кивнула Маша. – С ними. И кормить тоже. Ирблюдов разных, например.
– Кого? – задал дедушка очередной любопытненькмй вопрос. Он, вообще-то, глуховат на слух. Потому что старческий. С кем не бывает! Как говорит его товарищ по увлечению алкогольными напитками, дяденька Миронович, все там будем, растудыть-твою-в качель!
– Ирблюда, – повторила Маша.
– Прямо ир? – почему-то удивился дедушка.
– Да, ир. А потом – блюда. Понимаешь теперь, наконец?
– Понял-понял1 – радостно закивал дедушка. Он если чего начинает, наконец, понимать, то сразу головкой своей старческой так делает: кивак. кивак, кивак! Прямо как воробушек. Тоже, конечно, старческий. А какой же ещё!
– А он не английский случайно?
– Кто? – не поняла Маша.
– Ирблюд!
– Зачем?
– Патамушта! – торжественно произнёс дедушка.
– А я сейчас бабушке все расскажу, – на всякий случай пригрозила Маша. – Что обзываешься опять.

Дедушка только было опять раскрыл свой очаровательный старческий ротик, чтобы опять сказать какое-нибудь острое словцо, но в это время с кухни раздался бабушкин голос, который всех любезно пригласил попить чаю с клубничковым вареньем. И по этой душевно-радостной причине все трое тут же забыли при этого загадочного то ли английского, то ли простого животного ирблюда и отправились туда, на кухню ( а куда же ещё?), тем более, что и Катя. и Маша могут кушать клубничковое бабушкино прямо большими суповыми ложками, и даже без хлеба. Но бабушка ложками без хлеба не разрешает, потому что говорит, что может слипнуться. А чего слипнуться, не говорит. Вот такие они с дедушкой постоянно недосказанные!