(по мотивам фильмов «Облако-рай» и «Коля-перекати поле»)

У меня сосед был, фамилия – Филамеев. Звать как — не помню. Кажется, Вася. Или Ваня. Может, Юра… Да и неважно, как его звали. Хоть Адольфом Макаронычем. Хоть Луизой Моисеевной. На хрен мне надо знать, как его звали? Я чего, замуж за него собирался, что ли, выходить? Звали и звали… Уж как-нибудь да звали… Чего не звать-то, если зовётся… А особенно, если отзывается… Собаки тоже на клички отзываются, а хрен ли толку?

Так что не это главное. Главное, фамилию помню: Филамеев. От какого слова – хрен его… Может, от какого-то Филамея…. Хотя тоже непонятно, что это такое… Святой, может, какой. Филамей преподобный. А чего? Запросто может быть. Какой-нибудь греческий. Или римский. Который древне. У нас же таких святых не бывает. Хоть древне, хоть не древне. У нас все больше Васи. Или Вани. Или даже Юры…

Да! Чего я сказать-то хочу? Этот самый Филамеев, внешне совершенно ничем не выдающийся гражданин (совершенно!), имел одну характерную особенность: очень любил ходить на нашу речку купаться. Опять же ничего особенного в этом занятии нет. Многие любят. Особенно с похмелья. У нас же на дне речки — ключи! Как нырнёшь, то сразу холодом от тех ключей в тебе дух перехватит, так что если выныриваешь, то совершенно протрезвевшим. Ну, совершенно! Если выныриваешь… А если не выныриваешь, то тебе уже тем более всё равно — протрезвел ты или так двинул, в не до конца протрезветом состоянии… Так что купаются многие, и выныривают тоже многие, но Филамеев из всех купальщиков самый был купальщик и из всех ныряльщиков — самый главный гусь! Потому что купался и нырялся круглый год, вне зависимости от времени суток, дня недели или месяца года, выпимши или не выпимши, на работе он сейчас должен быть (он кондуктором работал. Может, и до сих пор работает. В нашем городском трамвайновом депе имени Парижской Коммуны) или у него сегодня, как на грех, выходной. И каждый раз, как я его встречал и спрашивал, куда это он опять так бодро шлёпает, слышал один и тот же ответ: купаться. Чего ты пи…. обманываешь накой, говорил я ему с лёгким интеллигентским укором. Какое купаться? Февраль на дворе. Да к тому же у тебя на шее вместо полотенца сетка. И не на шее, а в руках. С пустыми бутылками (он очень любил бутылки сдавать. В пункт приёма стеклотары на проспекте Бонч-Бруевича, видного большевика тире пламенного революционера. И что удивительно и совершенно непонятно: пил вроде как все, ничем в этом увлекательном времяпрепровождении среди прочей людской массы не выделялся — а бутылок у него всегда было полным-полно. Откуда брал? Может, по помойкам собирал? По скверам и аллеям (особенно после праздников и дней получек и зарплат)? Занятие, конечно, достойное настоящих мужчин, но всё равно: вот же собака! Умел устроиться!).

Или наоборот. По осени, в конце сентября или начале октября, пока землю заморозками ещё не прихватило, мы всей нашей великолепной улицей на совхозные поля выходим. Картошки там, которую совхоз при уборке пропустил. подобрать, морковки, свеклы, капусты, луку с чесноком, прочих ананасов. Они же, поля-то эти, вота, прям через дорогу. Утром в окошко посмотришь: трактор, который пашет-убирает, уехал с поля или нет? Охрану видно или смылась? Если трактор уехал и охраны не видно, то хватай быстрее лопату, мешки и дуй на поле, пока другие не расчухались, а то хрен чего достанется. Народ-то сами знаете какой. Всё под чистую выметает. Всё жадность, всё никак не нахапаются, сволочищи проклятые…. Ну, вот значит, все бегут, все несутся, друг дружку обогнать стараются — а этот ферт выйдет на балкон в одних своих несравненных красноармейских, которые ядовито-синего цвета и до его тощих, зато волосатых колен, руку в них засунет, почешет яростно — и стоит, задумавшись. Ни дать – ни взять Наполеонус Буонапарте перед нападением на Ватерлоо с Аустерлицем. Козёл…

Чего стоишь-то, кричу ему. Надевай быстрей порки, галоши и телогрейку и дуй на поле, пока там капуста осталась. И хрену восемь грядок, на которые тракторист промахнулся. А он в ответ поморщится этак кисло-прекисло и башкой своей кондукторской мотает. Не-а, отвечает. На хрен мне этот ваш силос? Я мясу люблю. Беляши там разные. Бефсторгановы с антрекотами. Прочий стюдень-холодец. Лучше я сейчас купаться пойду. Прогребусь от берега до берега энергичными движениями типа кролль или брасс. Освежу силы, потешу стать свою молодеческую. И опять отвернётся, опять куда-то вдаль вщеперится. А то ещё и руки на груди сложит величественно. Как всё тот же Наполеон. Или даже Кутузов Михаил. Ну, не козёл он после этого, а?

Или третий случай, не менее характерный, но такой же показательный: в позапрошлом году перед самым Первым Маем Серёга Гуськов с отсидки вернулся. Ему пять лет дали то ли за вооружённый грабёж, то ли за крупное хищение (а может, наоборот, за мелкое. Я точно не помню. Если бы у него это была первая отсидка, тогда бы запомнил. А то уже третья. Или даже седьмая). Но он там, в колонии, работал как образцовый Серёга-пионер, вот его досрочно и отпустили. На улице, понятно, сразу праздник: не часто наши люди с отсидки раньше срока возвращаются. Остальные всё больше отбывают чётко-конкретно, от звонка до звонка. Даже несмотря на примерное поведение и ударный труд там, на лесоповалах. А этого раньше отпустили. И в прошлый раз тоже раньше. И все остальные раза. То ли пятые, то ли восьмые…. Вот чёрт какой счастливый, как ему везёт. Герой труда и зверского быта, грыбёнть. Только Звезды на могучей уркаганской груди не хватает. За воодушевлённый грабёж с радостным взломом… Да…

И, конечно, по этому великолепному поводу мы, обрадованные серёгины соседи, тут же замытились выпить. А как же! Серёга вернулся! Герой труда! Двести процентов к вооружённо-групповому плану!

И вот замытились, значит. Кепку по кругу пустили, деньги собираем на достойный гудёж, Филя Косой всех громогласно предупреждает, чтобы колюще-режущие предметы дома заранее оставляли (на всякий случай. Мало ли что…)… Смотрим — идёт. Без привычной сетки, без привычных пустых бутылок, зато при галстуке, в шляпе и с гармошкой. Подошёл, меха растянул и запел:

– Птица счастья завтрашнего дня!
Прилетела, крыльями звеня!
Выбери меня,
Выбери меня,
Птица счастья завтрашнего дня! –

Выбери его… Птица счастья… Орёл породы Филамей… С горных, неприступно-заснеженных вершин, которые в форме пустых бутылок… В общем, красавец писаный. Хоть щас под венец. Мы его, понятно, в нашу незатейливую компанию начали радушно приглашать. Дескать, давай, Филамеев, скидывайся в общую кучу. Праздник сегодня: Серёга вернулся. А эта пад… этот нехороший человек лишь губёнки свои этак брезгливо поджал и говорит: ну, и вернулся, ну, и что? Он чего. на курорт, что ли, ездиил? Было бы чему радоваться. Лучше я окунусь пойду. Для физического освежения тела. И вообще. После чего жо… задним местом этак по-бабьему вильнул и дальше пошёл.

Серёга такому его ответу сильно удивился. Хотел было догнать и в морду его отметелить, но мы не пустили: только что приехал – и с такими своими пожеланиями запросто может назад укатить. К привычным ёлкам строго режима с такими же привычными часовыми и собаками. Сдурел, что ли, совсем? Ты хоть малость отдохни здесь, на свободе-то, а уж потом, если есть такое непреодолимое желание, зарабатывай себе очередную путёвку на тот курорт. От которого, как говорится, не зарекаются…

Так что вот такой гнусный паразит этот Филамеев. Небось, до сих пор в своей трамвайке работает. Обилечивает пассажиров со всеми своими филамеевскими яростью и принципиальностью. Может, даже по-прежнему на Доске Почёта там красуется с глупым выражением лица, зато при галстуке. Но ничего определённого про него сегодня сказать не могу, потому что он с улицы нашей съехал. Сейчас на Пролетарской живёт, в доме, который рядом с бюро похоронных услуг. У него там баба (не в похоронке, а в доме). Нонной звать. Она буфетчицей в «Васильке» работает. Это так пивнушка называется, которая у вокзала. Её сколько раз в столовую тепловозостроительного завода приглашали шеф-поваром, и в ниточную фабрику тоже в столовку на такую же должность. А она им: да задавитесь вы и провалитесь со своим заводом и со своею фабрикой. Тоже мне, нашли дуру с такого хлебного места добровольно уходить! В общем, умная баба. И женщина шикарная. Такие бока! А грузя какие! Вообще сказка. И башка на танковую башню похожая. Такая же плоская и здоровенная. Особенно ближе к шее. Которой практически нет. Так что повезло Филамееву. Может, теперь бутылки по помойкам не собирает. Может, отказался от этой пагубной привычки. Да и действительно: на хрен ему эти помойки с их помойными бутылками, если у него баба буфетчицею в пивной? Что она, ему кружку пива, что ли не накатит? Или сто пятьдесят не нальёт? Да запросто! Другим не дольёт, а таким незатейливым способом съэкономленное, у других алкашей отжатое милому своему, плешиво-кудрявому, как два пальца об забор!

Ладно. Прекращаю я свой рассказ про Филамеева. Тоже мне, какой герой труда нашёлся… Пьянь подзаборная… Так что всё. Конец, как говорится, фильма. Побегу быстрей домой. Пока воду горячую не отключили.