— Ы-ы-ы-ы-ы-! И как только не стыдно! Уже по дворам начал шляться, выпивку выклянчивать! И до чего ж ты только докатился!
— До чего я докатился… Ни до чего я не докатился… Тоже мне докатился… Ни до чего я не докатывался…
— Ы-ы-ы-ы-ы! И где ж это у тебя только совесть-то? Я прям натурально удивляюся! Ишь ты, пришёл, молодец писаный! Налейте ему, у его жаба горит! И огурец ему дайте закусить! Я вот сейчас пойду всем расскажу, как ты по дворам ходишь, выпивку выклянчиваешь!
— Никакого огурца я не прошу… Чего наговариваешь-то… Огурец какой-то… Больно он мне нужен, огурец твой…

Этот разговор я слышу периодически и, можно сказать, даже регулярно. Этот высокоинтеллектуальный диалог ведут мои дорогие соседи: Гаррий Бонифатьевич Окуркин (шучу – Игорь Ильич. Или проще — Игорёк) и Клеопатра Семёновна Булкина (проще – Клёпка-огурешница). Окуркин обут в стоптанные армейские берцы (подарок знакомого прапора с полигона) и некогда шикарный ирландский свитер (чистая шерсть!), теперь совершенно истасканный, затрёпанный, с вытянутыми рукавами. На Клёпе – галоши (антиквариат!) и рабочий ситцевый халат. В руках – таз с бельём. Кстати, про огурцы в разговоре она упоминает не просто так: Клёпа дома засаливает их в огромных дубовых бочках ( у неё погреб размерами не уступит гастрономному!), чтобы зимой торговать ими на рынке. Шестьдесят рублей за килограмм, ближе в весне цену поднимает до восьмидесяти. Бизнес-вумен, едрёна вошь, но бизнес процветает: в этом году она покрыла крышу своего дома оцинковкой, поставила новый забор, купила «бошевскую» электропилу, электрочайник (мейд ин Хина. То есть, Китай) и овчарку – здоровенного мордатого пса по кличке Трезор. Сейчас Трезор сидит на цепи около будки и с интересом слушает разговор хозяйки с этим алкоголиком Окуркиным.

— И даже и не думай! – продолжает Клёпа решительно, и этим своим тоном напоминает мне артиста Каюрова в роли товарища Ленина из известного некогда фильма, забыл название. То ли «Ленин в Октябре», то ли «Человек с ружьём».
– И даже и не рассчитывай! И не налью и ни копейки не займу! А то ишь какой нашёлся фон барон! Поите его, красавца такого писаного! Тьфу! Прям зла не хватает!
Она демонстративно отворачивается от «фон барона» и преувеличенно тщательно начинает развешивать на верёвке бельё.

Окуркин смотрит на неё взглядом, который не выражает ни-че-го. Совершенно ничего. Такой взгляд бывает у опустившихся личностей, но опустившихся ещё не до конца. У тех, которые пока ещё в падении, но совершенно конкретно осознают, что дно – вот оно, на расстоянии плевка. Поняв, что взгляд никакого воздействия на Клёпу не оказывает и не окажет, он перемещает его на собаку. Трезор начинает выть. Так он выражает свою солидарность со страдальцем.

— Не трожь собачку! – тут же рявкает Клёпа (значит, она всё-таки за ним следит). – У, алкаш!
Трезор продолжает выть. Окуркин отходит от забора и , понуро опустив плечи, бредёт по переулку. Он устал от жизни. Ему хочется живого человеческого участия. Или хотя бы пива. Только что сейчас за пиво! Не пиво – моча…