1917 год, октябрь. Петербург. Набережная Мойки. Нищий бродяга, одетый в рваный зипун и грязный малахай, обращается к некоему гражданину интеллигентной наружности. На голове у «интеллигента» – студенческая фуражка, в руке – акушерский саквояж, в глазах – горящий взор, из ноздрей – простуженные марксистские сопли. Своими величиной и формой нос намекает на принадлежность «интеллигента» к определённой национальности. Этот человек, наверно, революционер, противник насилия в быте, сторонник энергичной нравственности.
– Барин, помоги! Дай копеечку!
– Копеечки нету, – нехотя признаётся «интеллигент», – Но я, товарищ, дам тебе гораздо больше копеечки: надежду на скорое избавление от власти царизма и капитала! Скоро, очень скоро взойдёт заря всеобщей справедливости!
– Боюсь, барин, не доживу я до этой зари, – жалуется бродяга. – Не жрамши уже третий дён! Кишка к кишке прилипает! Организьм пишшы требует!
– Потерпи ещё немного, товарищ! – ободряюще треплет его по плечу собеседник. – Заря не за горами! Ужо скоро взойдёт неотвратимо!
– Значит, не дашь? – догадывается нищий.
– Чего?
– Копеечку.
– Тьфу ты, ну ты! – сердится «интеллигент». Левой рукой он сжимает рукоятку своего революционного пистолета системы «наган», а правой бережно прижимает к животу акушерский саквояж. В саквояже лежит бомба, которая должна смести на хрен и в небытие всех ненавистных людям труда представителей царизма и прилегающего к нему капитала. «Интеллигент» зябко ёжится под пронизывающим осенним ветром и бодрой конспиративной походкой уверенно шагает прочь. К светлому будущему.

Шёл октябрь1917 года. До полного торжества окончательно победившей демократии оставалось восемьдесят лет. Нищий, конечно, не дожил. Революционер – тоже. А вот представители капитала, наоборот, расплодились в невероятном количестве. Что, несомненно, подтверждает ту радостную истину, что человек человеку – брат, товарищ и волк!